Молодой учёный-антрополог из Санкт-Петербурга Андриан Влахов недавно вернулся со Шпицбергена, где три месяца собирал материал для своей диссертации про русское сообщество на архипелаге. Сфера его интересов - индустриальная антропология Арктики. Нам он рассказал, как живут люди, когда им положена всего одна бутылка водки в месяц, а из посёлка не выйдешь без ружья, и зачем они вообще едут в такое место.
Современные социальные науки, например социальная антропология, которую у нас до сих пор знают как этнографию и считают записью песен и плясок народов мира, на самом деле предполагают применение качественных методов исследования. Общепринятый стандарт - поехать жить в сообщество, постараться поговорить с каждым его членом, возможно, подружиться. Я ехал без легенды, хотя, конечно, идеальный вариант - когда никто не знает, что ты исследователь.
Поездка была нужна мне потому, что я пишу по Шпицбергену диссертацию. Мне интересно, зачем люди едут в Арктику, что они там делают, почему остаются жить. На самом деле жизни на архипелаге посвящено не так уж много работ: русские учёные, вероятно, долгое время думали, что всё население Шпицбергена - шахтёры-алкоголики, про которых нечего и писать, а зарубежным исследователям работать с жителями того же русского посёлка Баренцбург тяжело, потому что никто не то что по-норвежски - по-английски почти не говорит.
Андриан Влахов
антрополог
Путешествие на Шпицберген
74 000 рублей
Записано
бесед
ВРЕМЯ
ПУТЕШЕСТВИЯ
Подготовка
Я провёл довольно обширную подготовительную работу, потому что учёный не может просто взять и поехать, как мы говорим, в поле: нужно как можно больше узнать о месте из всех доступных источников, сформулировать вопросы, которые будешь задавать людям, составить план работ.
Кроме того, для поездки на Шпицберген мне было важно установить контакт с трестом «Арктикуголь». Не сказать, что территория режимная, но попасть туда не так просто, поэтому необходимо было подружиться с теми, кто всем заправляет. Я дважды приезжал в Москву, чтобы рассказать о целях своей поездки, что неудивительно: человек, решивший ехать туда, куда нормальные люди не ездят, вызывает вопросы.
Работа антрополога предполагает не только беседы с местными жителями, но и фиксацию аудиоскейпа, фото- и видеосъёмку, картографирование, поэтому я, безусловно, брал с собой необходимое оборудование.
Конечно, если собрался на 78-й градус северной широты, пусть даже и летом, стоит позаботиться о тёплой одежде. Мне с погодой, можно сказать, повезло - в отдельные дни было 10–11 градусов тепла, но уже в сентябре без пуховика было не обойтись.
Баренцбург
Учёные на Шпицбергене, как правило, живут в научном городке, ставят там опыты, водоросли изучают, с шахтёрами почти не пересекаются. Я изначально просил, чтобы меня поселили в общежитии, в такой же комнате, в каких живут сами шахтёры, чтобы мне было легче с ними знакомиться и собирать необходимые сведения.
Баренцбург - не то место, где можно остановить человека для опроса на улице. Во-первых, потому что здесь довольно холодно, во-вторых, собственно как и во всех приграничных регионах России, многие по старой советской привычке опасаются шпионов. В качестве байки: на вторую неделю пребывания в посёлке до меня дошли слухи, что я кагэбэшник и всех собираюсь взять в оборот. Людей можно понять - им сложно представить, что кто-то оставит благословенный Петербург и приедет в их богом забытый Баренцбург, чтобы три месяца тут жить без какой-либо скрытой цели.
Вообще, слухи - это отдельная тема. Скажем, до меня дошла сплетня, будто меня трижды видели пробирающимся ночью к кому-то из девушек по коридору общежития в трусах и с цветами - и это при том, что ближайший букет можно достать только на материке, в норвежском Тромсё.
Это, пожалуй, можно объяснить тем, что поначалу я действительно много общался с женской половиной, точнее четвертью Баренцбурга - женщины всегда более контактны и охотнее делятся информацией, которая может представлять интерес для антрополога.
С мужиками самый эффективный способ разговориться вполне очевиден. Проблема в том, что с выпивкой в Баренцбурге напряжённо - ещё с советских времён в месяц на человека положена одна бутылка водки. Не запрещено, правда, в неограниченных количествах пить пиво местной пивоварни, но им не напьёшься. Как вариант - съездить в норвежскую часть и купить всё там, но это на Шпицбергене опять же нетривиальная задача. Нужно иметь посадочный талон на рейс, по которому можно взять до двух литров крепкого алкоголя. К слову, мой собственный у меня практически сразу же по прилёту выпросил один из местных - мне, собственно, было не жалко. В самом Баренцбурге можно найти и нелегальный алкоголь, но от него похмелье в тысячу раз сильнее.
Если ты сам трезв, вести фиксацию данных несложно. А вот когда выпиваешь с шахтёрами, нужно постоянно себе напоминать, что разговоры за жизнь - это прекрасно, но ты ещё и учёный и у тебя есть определённые задачи. Каждый раз, возвращаясь в общежитие после таких интервью, я старался перебороть желание завалиться спать и сначала записывал свои впечатления, чтобы ничего не забылось.
Разговор обычно начинался вопросом «Что вас сюда занесло?». Первый и самый простой ответ - желание заработать. На квартиру, машину, свадьбу сына, козу, корову - что угодно. Потом, правда, выясняется, что на самом деле всегда ещё хотелось посмотреть, а как это - Арктика, как это - жить, когда три месяца - полярная ночь, три месяца - полярный день, а остальное время - пересменки? Или что так здорово видеть из окна океан и горы, что и уезжать не хочется, или что кто-то в детстве любил приключенческую литературу и, когда появился шанс самому отправиться в приключение, он этот шанс не упустил. Некоторые рассказывают, что родились в условном Норильске, потом 20 лет жили на Донбассе и мучились от жары, а потом взяли и переехали сюда.
С выпивкой в Баренцбурге напряжённо - ещё с советских времён в месяц на человека положена одна бутылка водки.
Моя работа чем-то похожа на работу следователя: я никогда не перебиваю собеседников, а только задаю наводящие вопросы. Ну, например, чтобы узнать, что люди делают, отпахав восемь часов в шахте. Вот вышел ты из забоя - и что потом? Ну выпил пива с пацанами, ну сходил в качалку, а дальше? Кто-то записывается в недавно открывшийся кружок норвежского языка, кто-то в местной библиотеке читает оставшиеся с советских времён украинские книги, кто-то ходит на рыбалку, кто-то собирает камешки - привезти в подарок жене.
Когда людей здесь спрашиваешь, чего больше всего не хватает, баренцбуржцы никогда не начинают со свежих фруктов и овощей, но всегда жалуются на то, что почти нечем заняться в свободное время. Нормального интернета в посёлке нет. Хватает, чтобы написать родне и иногда выйти в скайп. Раньше хотя бы крутили кино, а теперь за каждую прокатную копию приходится платить, поэтому много не напоказываешь. Смотреть телевизор тоже надоедает. Поэтому по Баренцбургу циркулирует довольно богатая коллекция кино, в том числе и порнографического. Последнее среди местных жителей довольно популярно (тут стоит напомнить, что три четверти населения - молодые парни). Обмениваются фильмами пока, кажется, безвозмездно.
Собирать данные мне помогали также навыки преподавания русского и английского языков. Я просто пришёл в местную школу и предложил свою помощь. Денег, естественно, не просил: меня интересовала в первую очередь возможность через учеников пообщаться с родителями. В Баренцбурге сейчас два учителя на все 11 классов - один на начальную школу и один на все остальные классы и предметы. Обычное занятие: в аудитории собираются дети сразу из нескольких классов, причём у пятого, скажем, литература, у шестого - русский, у седьмого - математика, а у восьмого - химия. В каждом классе пара человек, и учитель весь урок ходит от ученика к ученику и каждому объясняет свою тему. Дети, надо сказать, очень хорошие и гораздо более сообразительные, чем можно встретить в крупных городах на материке.
Довольно забавно проходит в Баренцбурге 1 сентября. Строго говоря, проходит оно не первого, а девятого числа, потому что новую партию шахтёров привозят из отпуска примерно 28 августа и следующие полторы недели люди проводят в карантине. На линейке вся школа в составе 20 человек становится полукругом вокруг шестерых первоклашек и воодушевлённо поздравляет их с началом школьной жизни.
К детям я очень привязался, как и они ко мне. Когда я уезжал, они обнимали меня и плакали - пришлось пообещать им обязательно вскоре вернуться.
За три месяца я исходил посёлок вдоль и поперёк и всё, что можно, там облазил - все закоулки, заброшенные дома, сараи - словом, то, что люди воспринимают как свою повседневность. Поднимался на гору, где стоят вышки сотовой связи, бродил вдоль берега океана и выкладывал галькой всякие дорогие сердцу русского человека слова. Тут я, конечно, нарушал закон, потому что выходить за пределы посёлка без оружия и уведомления властей запрещено - всё из-за белых медведей, которых тут больше, чем людей, три тысячи против двух с половиной. Сам я медведя не видел, но во время моего пребывания в Баренцбурге ходил слух, что по южной окраине посёлка бродила медведица. Местные вообще любят истории про медведицу, желательно с двумя медвежатами, которая когда-то подходила аж к самым домам. На самом деле медведи крупных поселений, скорее, боятся, но в другом русском посёлке, по рассказам, один медведь в этом году совсем потерял страх и слонялся вокруг посёлка так долго, что его уже замучились отгонять. На Шпицбергене на самом деле медведи защищены куда лучше людей: в них нельзя стрелять, пока не попытаешься отогнать сигнальной ракетой. Хотя в Баренцбурге мне показывали имеющуюся коллекцию оружия - очень даже внушительно.
Я, конечно, нарушал закон, потому что выходить за пределы посёлка без оружия и уведомления властей запрещено.
Лонгиербюен
В норвежский Лонгиербюен просто так из Баренцбурга не попадёшь. Время от времени «Арктикуголь» организует «шоп-тур», когда людей доставляют туда на вертолётах, но чаще приходится пристраиваться к норвежскому туристическому судну.
Лонгиербюен, как и любое другое поселение на Шпицбергене, был шахтёрским городком, но уже лет 20 как перестал быть таковым. В начале 1990-х норвежцы поняли, что на одной угледобыче ничего не построишь и узаконили частную собственность. Местная угледобывающая компания вывела из своего ведения все не связанные с ней напрямую сферы деятельности, и это очень хорошо отразилось на городе.
В плане инфраструктуры Лонгиербюен производит гораздо более приятное впечатление - есть быстрый интернет, супермаркет с едой, к которой ты привык, гостиница, несколько баров, музей, дом культуры, университетский центр, аэропорт. Есть даже тайский ресторанчик.
Но во всём остальном Баренцбург понравился мне гораздо больше. Наш посёлок величавый, стоит на берегу фьорда, а в Лонгиербюене на берегу одни сараи - нет размаха, что ли.
Итог
На меня очень сильное впечатление произвела природа Шпицбергена. Ни с чем не сравнить, когда за окном у тебя зелёный-зелёный океан и заснеженные горы, а в начале сентября три дня такая пурга, что невозможно выйти из дома - сдувает в сугроб.
Но больше всего меня поразили люди. Мы в мегаполисах отвыкли от того, что до сих пор является реальностью маленьких городов - здесь каждый на виду. Мы-то всегда можем запереться у себя в квартире и отгородиться от мира. В Баренцбурге это невозможно - если не общаться с людьми, через некоторое время взвоешь.
А люди здесь поразительно открытые и общительные - даже при том, что работают на сравнительно закрытом предприятии. Обычный человек никогда не оставит тёплое насиженное место и семью, чтобы уехать сюда. Нужно быть немного отчаянным, и эта отчаянность есть в характере у всех жителей Баренцбурга. Ещё здесь в полной мере ощущаешь то, что в книжках описывается как дух полярников: взаимовыручка и стремление помочь другому - это не просто слова, это то, что действительно имеет огромное значение для людей, живущих на суровом севере.
В какой-то момент мои отношения со многими здесь перестали вписываться в формат «респондент - собиратель». Я нашёл в Баренцбурге людей, с которым сблизился и до сих пор поддерживаю связь (спасибо социальным сетям!). Сейчас переписываюсь и со взрослыми, и с детьми и надеюсь на встречу в марте или апреле - к тому времени я проанализирую имеющиеся материалы и пойму, каких данных не хватает. Ну и ещё 20 марта ожидается полное солнечное затмение, которое будет видно только на Фарерах и Шпицбергене и больше нигде на Земле - очень хочу его увидеть. В местных гостиницах все номера на эти даты выкуплены за два года, но, надеюсь, для меня в Баренцбурге теперь найдётся место.
Время от времени «Арктикуголь» организует «шоп-тур», когда людей доставляют в Лонгиербюен на вертолётах.
МУРМАНСК, 19 окт - РИА Новости, Анастасия Яконюк. В зале вылета норвежского аэропорта после регистрации на рейс до Шпицбергена пограничник бесстрастно штампует в паспорте: "из Норвегии выбыл". Отметку о прибытии на архипелаг никто не делает и по документам прибывший сюда оказывается "нигде" - как бы "в другом измерении".
И не только по документам - жизнь на этом краю земли настолько отличается от материкового уклада, что не сразу поймешь, что реально существует, а что только кажется, в каком времени ты оказался и в какой стране.
Впрочем, заблудиться здесь не получится: на Шпицбергене всего несколько крупных населенных пунктов, справедливо поделенных между норвежцами и русскими.
Норвежский Лонгйир - столица архипелага и самое северное в мире поселение с населением свыше тысячи человек - местный мегаполис. Свое труднопроизносимое название (норвежцы еще усложнили его до Лонгйирбюена) он получил от американского инженера, заложившего здесь угольный рудник. Кроме шахты, в Лонгйире есть аэропорт, университет, музей, школа и детский сад.
Российский Баренцбург еще пару десятилетий назад по численности населения значительно опережал Лонгйир. Теперь здесь живут от 300 до полутысячи человек в зависимости от времени года. Центром жизни остается рудник, есть еще российское консульство, дом культуры, спорткомплекс и бюст Ленина.
Третье поселение можно назвать "ненаселенным" пунктом - бывший российский поселок Пирамида, где жили свыше тысячи человек. Сегодня со своими домами, домом культуры, спорткомплексом и бассейнами он превратился в музей под открытым небом.
Острые горы в холодном краю
Рельеф здесь словно вычерчен по линейке - не случайно слово "Шпицберген" переводится как "острые горы". Впрочем, норвежцы называют архипелаг "Свальбардом" - что в свою очередь означает "холодный край". Это сочетание - остроконечные вершины и студеные воды - привычные декорации жизни на Шпицбергене вот уже, если верить исследователям, пять веков.
Архипелаг отошел Норвегии в 1920 году, но с оговоркой: все страны, подписавшие в Париже Шпицбергенский трактат, могли вести здесь хозяйственную и научную деятельность. Таковых было около сорока, но, видимо, лютые арктические ветра остудили политический пыл большинства претендентов и в 21 веке на Свальбарде остались в основном лишь норвежцы, да русские.
Лонгйир - город белого медведя
Двери домов и машин здесь не запирают: во-первых, даже если кто-то и позарится на чужое добро, далеко не унесет - вокруг вода. Во-вторых, все друг друга знают и воровать у соседа - все равно, что в колодец плевать. И, наконец, незапертая дверь однажды может спасти от нападения настоящего хозяина архипелага - белого медведя.
Белых медведей здесь немногим меньше, чем самих жителей. Потому вокруг окраинных домов стоят своеобразные заслоны, детские сады напоминают крепости, а выходя из дома на прогулку, каждый берет с собой ружье.
Впрочем, стрелять в хозяина архипелага можно только в крайнем случае: во всех остальных опытные охотники советуют аккуратно, боком выходить из поля зрения животного. При этом нападения мишек на людей случаются здесь практически каждый год, только нынешним летом такая встреча закончилась трагически - белый медведь загрыз одного из британских туристов, разбивших лагерь во владениях хозяина архипелага.
Встретить косолапого можно в любое время года, однако этой осенью опасность для местных жителей представляют не только медведи. У песцов и оленей . Этого вируса на Шпицбергене не было уже лет 30. Охотники и ученые грешат на российских перебежчиков, предполагая, что именно лисы и песцы принесли бешенство из Сибири по льду.
Однако простым лонгйирцам не до выяснения причин: за месяц нужно успеть сделать пять прививок - тогда бешенство человеку не грозит. Опасность исходит не только от лис и песцов, но и от северных оленей: каждый житель архипелага имеет право убить за сезон одного оленя.
"Я, как охотник, должен доставить нижнюю челюсть застреленного животного губернатору. Поскольку вирус передается через слюну, его можно обнаружить, и таким образом осуществляется контроль", - рассказал один из охотников поселка Улаф Сторё.
А вот кто никогда не станет переносчиком бешенства, так это кошки: держать их в Лонгйире строго запрещено с 1988 года (правда об этом, говорят, не знают мурки Баренцбурга).
Еще одна примета Лонгйира - полки для обуви в каждом заведении: будь то музей, школа или фешенебельный отель. Эта традиция - наследие шахтерского уклада жизни: большинство жителей работали в шахте, и, входя в помещение, каждый должен был снимать ботинки, чтобы не нести угольную пыль в дом.
Умирать и рождаться запрещено законом
Шпицберген хоть и является норвежской территорией, во многом живет по своим законам. Их диктует не только царь и бог - губернатор архипелага, который наделен значительно более широкими полномочиями, чем глава любой другой провинции, но и сама жизнь в экстремальных условиях.
Право находиться здесь имеет только трудоспособное население, для безработных и пенсионеров проезд на архипелаг закрыт. Те, кто живет здесь лет по 10-15 - настоящие легенды острова - старожилы.
В Лонгйире законом запрещено умирать - здесь нет кладбища, и если кто-то собрался покинуть этот мир, ему, прежде всего, надлежит покинуть Шпицберген. Впрочем, родиться здесь тоже не получится - все беременные отправляются на "Большую землю".
У сотрудницы туристической компании Стине двое малышей. "Они родились на материке, в Тромсё - последние недели пришлось жить у друзей, своего жилья на "Большой земле" у нас нет. Хорошо, папе удалось успеть к рождению детей, а то совсем было бы грустно", - рассказывает Стине.
Они перебрались сюда, как и многие другие норвежцы, в поисках романтики и приличного заработка - в комфортной и спокойной части Норвегии им стало неинтересно. К особенностям местного уклада жизни они привыкли не сразу, но теперь сомневаются - стоит ли уезжать.
"Мы не чувствуем себя оторванными от мира. Скучно здесь почти и не бывает: у нас проводится множество разных акций, проходят фестивали, развивается туризм, меняются люди. Правда, жизнь тут уж больно дорогая. Например, пиво в магазине стоит дешевле молока. Мне с двумя детьми приходится выбирать молоко", - говорит Стине.
На Шпицбергене есть зона беспошлинной торговли, потому и пиво, и прочий алкоголь здесь соблазнительно доступен. Правда, в местном супермаркете алкоголь продается только по билетам - в течение трех дней от даты прибытия. При покупке выпивки билеты штампуют, и второй раз по ним отовариться нельзя. Еще алкоголь можно купить в специализированных магазинах, но только по особым картам, лимитирующим отпуск алкогольной продукции - 24 банки пива и два литра крепких алкогольных напитков на человека в месяц.
Шпицберген - один из самых тёплых и обитаемых уголков Арктики. Благодаря Гольфстриму зимы на архипелаге мягкие, а летом температура может подниматься до +20°. Это позволяет вести здесь коммерческую, промышленную и научную деятельность, в том числе и в постоянно обитаемых посёлках. Сейчас таких на Шпицбергене три: норвежские Лонгйир и Свеагрува и российский Баренцбург. Есть научные станции: Нью-Олесунн (Норвегия) и Хорнсунн (Польша). Есть также мёртвые советские поселения Колсбей, Грумант и Пирамида.
Несколько лет назад обзавелись своей станцией на Шпицбергене и китайцы. Любая страна, подписавшая Шпицбергенский трактат 1920 года, имеет право вести на архипелаге коммерческую деятельность при условии признания формального суверенитета Норвегии над территорией.
Основа экономики Шпицбергена - добыча угля. Процесс этот перестал быть рентабельным и поддерживается скорее по традиции. Сейчас деньги на архипелаге приносит туризм. Гостиницы, бары, магазины, сувениры, музеи, общественные пространства, туристические компании - сфера обслуживания на Шпицбергене развивается стремительно. В полуторатысячном Лонгйире, административном центре территории, есть даже Radisson.
Но это сейчас Лонгйир - крупнейшее поселение на Шпицбергене, а норвежцы - наиболее многочисленная нация. Ещё четверть столетия назад всё было по-другому. Большинство населения архипелага составляли граждане СССР, в основном украинцы. Шахтёры приезжали в Арктику из Донбасса, обслуживающий персонал - с Волыни. В двух советских посёлках на Свальбарде (весь мир знает Шпицберген именно под таким названием) - Баренцбурге и Пирамиде - в общей сложности проживали около двух с половиной тысяч человек.
Пирамида
Пирамида - пожалуй, единственное место на земле, где действительно был построен коммунизм. В посёлке практически отсутствовали товарно-денежные отношения - питание и бытовые услуги предоставлялись бесплатно. Зарплата шахтёров и обслуживающего персонала (рассказывают про суммы от 700 рублей и выше) почти полностью уходила на сберегательные счета в советском банке. За несколько зимовок на Шпицбергене можно было заработать не только на машину, но и на кооперативную квартиру. Сейчас же зарплата большинства шпицбергенских сотрудников «Арктикугля» колеблется между 500 и 1 000 долларов - немного по северным меркам.
Общий вид на посёлок Пирамида с одноимённой горы.
В сороковых-восьмидесятых годах на 78-м градусе 40 минутах северной широты выросло поселение на более чем тысячу человек с жилыми домами, общежитиями, больницей, школой и детским садом, бассейном, огромным культурно-спортивным комплексом, портом, фермой и даже гостиницей, построенной для развития туризма. В качестве необычного проявления заботы о сотрудниках руководство посёлка заказало несколько барж с чернозёмом, который был уложен на вечную мерзлоту Арктики. На завезённой почве прорастала не только южная газонная трава, но и некоторые однолетние цветы, которые жители Пирамиды высаживали у домов. И сейчас там можно увидеть очертания старых клумб, по южной традиции ограждённых кладкой из сложенных под углом кирпичей.
Руководство посёлка заказало несколько барж с чернозёмом, который был уложен на вечную мерзлоту Арктики. На завезённой почве прорастала не только южная газонная трава, но и некоторые однолетние цветы.
В 1998 году Пирамида превратилась в посёлок-призрак. Государственный российский трест «Арктикуголь» решил прекратить добычу на Шпицбергене. Только во второй половине нулевых россияне вернулись на архипелаг, но полноценная жизнь закипела лишь в Баренцбурге. Пирамида и сейчас мёртвый город, хотя местные постоянно меня поправляли: они предпочитают называть посёлок не заброшенным, а законсервированным.
Местных сейчас немного - в летнюю пору население Пирамиды достигает двадцати человек, все они сотрудники гостиницы «Тюльпан». Только гостиница, котельная и гараж продолжают работать в этом то ли заброшенном, то ли законсервированном посёлке.
В Пирамиде нет мобильной связи и интернета, для общения с внешним миром здесь используют спутниковые телефоны. При этом на пути из порта в гостиницу можно встретить деревянный столб, на котором висит старый телефонный аппарат - он обозначает место, где ловится сигнал норвежского сотового оператора.
Редкие люди
Самый известный житель современной Пирамиды - Александр Романовский, некогда преподаватель географии из Санкт-Петербурга, который в 2012 году откликнулся на вакансию гида в Пирамиде и с тех пор каждый год продлевает контракт с «Арктикуглём».
Александр появляется практически в каждом репортаже о Пирамиде, как русскоязычном, так и иностранном. Экстравагантный внешний вид, неровная борода, едва заметный безумный блеск в глазах и ружьё через плечо для защиты от белых медведей - всё это добавляет его образу телегеничности.
Ещё один запоминающийся житель Пирамиды - Пётр Петрович с Волыни. Это нынешний глава посёлка (начальник участка). Он мастер на все руки: одновременно водит туристический автобус, управляет гидроузлом, выступает завхозом и ангелом-хранителем законсервированного рудника.
На верхнем плато горы Пирамида, давшей название руднику и населённому пункту, сложно поверить, что ты находишься где-то глубоко в Арктике. Именно здесь ощущается присутствие людей - из-за наскальных надписей. В основном это имена и названия городов, почти сплошь украинских. Донецк, Макеевка, Киев, Львов. Минск, Калинин, Красный Луч, Часов Яр, Новомосковск. Датировано 1981-м, 1983-м, 1988-м годами. За несколько десятилетий эти оставленные краской надписи ничуть не выцвели, даже камни с буквами: «К», «О», «Н», «С», «Т», «А», «Н», «Т», «И», «Н», «О», «В», «К», «А» лежат в строгой последовательности, как их оставил шахтёр по фамилии «М», «О», «С», «К», «В», «И», «Н» когда-то во времена Советского Союза. Они неподвластны времени, ветрам и перепадам температуры. Страна, собравшая всех этих людей на Севере, ушла в небытие, а надписи остались. В этом смысле название горы начинает звучать символично: это действительно пирамида - памятник почившей в бозе империи. В песках Сахары или в снегах Арктики - неважно.
Вид с Пирамиды на ледник Норденшельда.
Смотрите, люди!
С вершины горы в нашу сторону спускались два человека.
Не бойтесь, у меня ружьё, - сказал наш инструктор Даниил.
Через несколько минут люди поравнялись с нашей группой. Это были молодые парни в спортивных костюмах. Один из них держал в руках мобильный телефон, из которого доносился русский рэп.
Добрый вечер! - поздоровались они хором.
Мы встретили двоих таджиков - их бригада также временно живёт в Пирамиде, где ремонтирует четвёртый этаж гостиницы. Парни не просто спускались с вершины горы, они сбегали с неё, вальяжно, трусцой, будто нет под ногами разъезжающихся во все стороны камней.
Ну а чем им тут ещё заняться? - заметил Даниил, провожая взглядом их удаляющиеся фигуры. - Как развлекаться? Интернета нет, мобильной связи нет. Ничего нет - только гора!
Баренцбург
Баренцбург куда более живой населённый пункт. Когда-то здесь жили полторы тысячи человек, сейчас - около пятисот. Из них 80–90% - украинцы из Донбасса. О присутствии России здесь говорит только триколор над зданием консульства. Это сооружение единственное в Баренцбурге стоит за забором.
Я тут уже пять лет, безвылазно, - рассказывает мне один из баренцбургских шахтёров. Он ходит по улицам посёлка, пытаясь познакомиться с туристами и пообщаться с новыми людьми. - И ещё столько же проведу, возвращаться мне некуда.
Родной город моего собеседника теперь не контролируется Украиной. Возвращаться туда он не собирается.
Брат со мной даже разговаривать не хочет. Говорит, я россиянам продался. А где тут Россия?
Действительно, в Баренцбурге и вообще на Шпицбергене-Свальбарде совершенно не ощущается присутствие какого-либо государства. Украинцы, россияне, норвежцы и прочие живут здесь некой единой общностью, в которой разговоры о политике сразу же подавляются.
На Шпицбергене не рождаются и не умирают - тяжелобольных и женщин на последних неделях беременности вывозят на материк. На архипелаге нет кладбищ, зато есть собственные пивоварни: «Красный медведь» в Баренцбурге и Svalbard Bryggeri в Лонгйире. При этом алкоголь здесь стоит дешевле, чем в континентальной Норвегии - сказывается статус tax-free.
Лонгйир
Играть в алкоквест в Лонгйире абсолютно бессмысленно. «Пьяная миля» в столице Шпицбергена состоит всего из четырёх питейных заведений. Три из них расположены на одном пятачке, четвёртый - чуть поодаль, в гостинице Radisson.
Бары - единственное место, где можно употреблять спиртное без ограничений. На Шпицбергене действует что-то вроде сухого закона. Каждый житель архипелага, как взрослый, так и ребёнок, имеет право на покупку определённого количества алкогольных напитков в месяц. В Баренцбурге, к примеру, это один литр крепкого спиртного. Также на Свальбарде ограничена продажа сахара.
Власти ограничивают доступ к выпивке, опасаясь повального пьянства - развлечений на Шпицбергене действительно немного. Скука, тяжёлые погодные условия, малочисленное население и, следовательно, ограниченный круг общения - всё это способствует тяге к спиртному.
Природа
Туристы едут на Шпицберген, конечно, не ради алкоголя. Главная достопримечательность архипелага - природа. Это только на первый взгляд при подлёте к аэропорту Лонгйира кажется, будто всё вокруг серое и унылое. Стоит присмотреться, и окружающий мир начинает играть красками и контрастами.
Арктический хлопок или пушица. Новые на Шпицбергене люди часто путают это растение с одуванчиком.
Ярких цветов на Шпицбергене немного, поэтому любая подобная растительность воспринимается как чудо.
Дорог на Шпицбергене немного, автомобильные переезды между населёнными пунктами невозможны. Главный транспорт в летнее время - катера, в зимнее - снегоходы.
Есть отчаянные смельчаки, которые решаются на многодневные трекинговые переходы. Местный порядок обязывает таких иметь с собой ружьё для защиты от белых медведей. Летом животные уходят вслед за полярной шапкой на север, но гарантировать их полное отсутствие в обитаемой части Шпицбергена никто не может.
Этим летом организованные туристы встретили вдали от поселений невооружённого путешественника из Украины и по прибытию в Лонгйир сообщили об этом властям. Те отправили вертолёт и принудительно эвакуировали нарушителя.
Текст: Назиля Земдиханова
Больше всего в жизни я преуспела в игре «А что если…?». Я люблю спонтанно купить билет и уехать в неожиданном направлении. Как развернутся события, какие идеи подкинет жизнь, с какими людьми я столкнусь и что за всем этим последует - это как смотреть сериал с собственным участием.
Последние пять лет я работала веб-дизайнером на фрилансе. Это позволяло самостоятельно распоряжаться собственным временем, давало свободу передвижения и неплохую зарплату. Я принципиально против того, чтобы долго находиться в зоне комфорта. Но в тот раз всё случилось против моей воли: машина, взятая в кредит, авария, компенсация страховки встречному автомобилю. Чтобы решить проблему, я занялась нескончаемой очередью проектов, и всё моё время поглотила работа.
Тогда мне и пришла в голову идея терапии севером - я обожаю зиму, снег, мороз. Я рассматривала карту России, искала самые удалённые населённые пункты и по воле случая узнала о посёлке Баренцбурге на архипелаге Шпицберген. Но не прошло и недели после покупки билета, как энтузиазм угас и перспектива остаться дома за компьютером стала казаться не такой уж плохой - это было гораздо комфортнее, чем отправиться в дальний путь. От предстоящей поездки был минимум ожиданий. Тем не менее всего через несколько часов после того, как самолёт приземлился на архипелаге, я решила остаться здесь жить. Меня не раз спрашивали почему, и я искренне пожимала плечами. Горы, снег, океан - да, но намного важнее то, что я наконец почувствовала, что нахожусь там, где мне нужно быть, словно приехала домой после долгой поездки.
Мне сразу понравилась размеренность арктической жизни. Вокруг деревянные домишки, изредка мимо проезжают снегоходы, люди разгуливают с собаками или на лыжах. Я гуляла с утра до вечера, просто дышала чистым воздухом и наблюдала за местным укладом жизни. В российском посёлке Баренцбурге я провела две из трёх своих недель на Шпицбергене. Уже в полной уверенности, что я планирую поселиться на архипелаге, я пришла в Центр арктического туризма «Грумант» и попросилась на работу. Мне предложили стать гидом и по совместительству дизайнером. Так возможность пожить в Арктике стала превращаться в реальность. Шла осень 2014 года.
Баренцбург
Контракт с «Арктикуглем», а вместе с ним и новая жизнь, начались в январе 2015 года. Полярная ночь на архипелаге длится до конца февраля, поэтому, когда мы с другими сотрудниками подлетали к Шпицбергену, из самолёта в кромешной тьме виднелись лишь огни взлётно-посадочной полосы. В аэропорту нас встретил служебный вертолёт Ми-8. На тот момент это был единственный способ попасть в Баренцбург.
В посёлке живет и работает около четырёхсот человек, все без исключения - на государственный трест. Зимой от аэропорта до посёлка можно добраться на снегоходе, летом - на лодке. Многие рабочие приезжают сразу на пару лет, поэтому у них нет ни снегоходов, ни лодок. Выбраться из посёлка самостоятельно простому работнику практически невозможно, да и не рекомендуется, так как всегда есть вероятность встретиться с медведем. В последние годы добыча угля не может обеспечить людям достойную жизнь, поэтому в Баренцбурге возлагают большие надежды на туризм, ведь многие интересуются Арктикой и русской культурой.
Я поселилась в хостеле c другими ребятами. Мне с лихвой хватало жизненного пространства, но было мало личного: мы все делили одну, пусть и большую комнату. В хостеле у меня постоянно возникало ощущение коммуналки: то кто-то устраивал ночные посиделки, то в помещении были малознакомые люди. К сожалению, ужиться мы так и не смогли: постоянно возникали конфликты из-за бытовых вопросов, а с кем-то мы не сошлись характерами.
Я сознательно выбрала реальность без друзей и привычных развлечений: никаких душевных разговоров за кружечкой кофе, походов на выставки и в кино, никакой возможности взять и уехать куда-нибудь на пару дней просто потому, что хочется. В трудные минуты я смотрела на северное сияние, радовалась кричащим песцам за окном и подкармливала пугливых коротконогих оленей. Я отказалась от того, что раньше было мне так важно для поддержания боевого духа, ради студёных ветров и новой жизни. Это был мой личный челлендж.
В трудные минуты я смотрела на северное сияние, радовалась кричащим песцам за окном и подкармливала пугливых коротконогих оленей
В феврале появились первые туристы - они приезжали организованными группами из норвежского Лонгйира на снегоходах. Моей задачей было провести им экскурсию по посёлку и рассказать вкратце его историю. Тогда мне едва-едва хватало английского и на моем счету не было и десятка публичных выступлений. Но желание рассказывать экскурсии интересно подтолкнуло к тому, чтобы развиваться дальше; кроме того, в свободное время я начала изучать норвежский язык.
Однажды я по работе поехала в Лонгйир. Управлять снегоходом в первый раз оказалось довольно сложно: надо было постоянно концентрироваться на дороге, справляться с холодом, который всё равно пробивался через тонну одежды, и привыкать к непрекращающемуся шуму двигателя. В соседнем Лонгйире по сравнению с Баренцбургом активность зашкаливала: здесь была масса людей, снегоходов, собак. День тогда выдался чудесный, и я словно на мгновение вернулась в мир нового и увлекательного.
В марте произошло ещё одно большое событие - солнечное затмение. Из-за наплыва туристов мы много работали, бывало, по несколько недель без выходных. Правда, ненормированный график не отражался на зарплате, и это усиливало напряжение между начальством и подчинёнными. Это поначалу ты радуешься, что в принципе находишься на Шпицбергене, а потом понимаешь, что здесь есть свои трудности и деваться некуда - остаётся только вернуться домой. Но сложнее всего было справиться с недостатком общения. Я не самый открытый человек и способна развлечь себя, но он всё равно ощущался: я скучала по друзьям и знакомым. Обещала себе: всё скоро кончится, надо просто немного потерпеть, быть сильной, как бы тяжело ни было.
В середине мая закончился зимний сезон, и мы начали подготовку к летнему. Даже тогда в Баренцбурге были проблемы с едой. Овощи, фрукты и молочные продукты привозили раз в месяц на корабле или самолёте. Люди стояли в очереди несколько часов, чтобы успеть купить хоть что-то свежее. Многое распродавали за пару-тройку дней. Просроченные продукты тоже шли в ход, причём по тем же ценам. Чтобы хоть как-то сэкономить деньги и не тратить всё на дорогие продукты, я перешла на крупы и консервы, дополняя их хлебом, маслом и сгущёнкой. Разнообразить рацион помогала местная столовая: супы, салаты, отбивные, котлеты и компот по умеренным ценам. Правда, и там меню повторялось изо дня в день.
К концу сезона отношения с руководством окончательно разладились, и пришлось задуматься о переменах. Из Баренцбурга я уехала за полтора месяца до окончания действия контракта и решила никогда туда не возвращаться. Но уезжать с самого архипелага я не хотела. Есть в Шпицбергене что-то магическое, что притягивает к себе.
Лонгйир
Пока на Шпицбергене стояла полярная ночь, я была на материке и обдумывала, как я могу остаться в норвежском посёлке Лонгйир: жизнь там казалась многообещающей и более разнообразной по сравнению с Баренцбургом. Многое решала шенгенская виза, которая заканчивалась в январе. На самом архипелаге виза не нужна, но, чтобы проскочить транзитом через Осло, без неё не обойтись. Я долго сомневалась, но в итоге собрала вещи и решила поехать. Риск оправдался. Мне несказанно повезло, и работа нашлась на следующий день: в одном из отелей срочно был нужен человек на ресепшен, а у меня уже был опыт работы в отеле, я знала английский и немного норвежский, так что меня взяли.
Лонгйир - многонациональный город: здесь живёт около двух с половиной тысяч человек из более сорока стран. Цель многих из них не арктическая романтика, а возможность заработать денег. Во многом условия здесь похожи на материковые: есть большой супермаркет, почта, больница, школа, детский сад, рестораны, бары, отели и даже университет.
Всегда есть риск встретиться с белым медведем, так что носить оружие не просто разрешают, но и рекомендуют; карабины и пистолеты можно купить даже через группу в фейсбуке
Первое, что бросается в глаза в городе, - обилие снегоходов. Они стоят везде: на организованных парковках, у частных домов, в полях, в долинах. Ты сразу чувствуешь себя свободным человеком, когда получаешь такие возможности передвижения. Второе, что обращает на себя внимание: обычные люди носят с собой крупнокалиберное огнестрельное оружие. Так как всегда есть риск встретиться за пределами города с белым медведем, носить оружие не просто разрешают, но и рекомендуют. Удивительно, но карабины и пистолеты можно купить и в магазине, и через группу в фейсбуке. Несмотря на это уровень преступности в городе близок к нулю.
Я начала работать в отеле, когда другой персонал был ещё в отпусках. Кроме работы с бронированиями, заселением гостей, мне перепала часть других обязанностей: завтраки, уборка, круглосуточный телефон, почта и финансовые отчёты. За короткий промежуток времени я в подробностях выяснила, как работает отель, и, кажется, довольно неплохо справлялась.
Самое замечательное время в городе - апрель. Долины превращаются в снегоходные хайвеи, люди готовятся к лыжному марафону, в Лонгйир приезжает много богатых путешественников, которые собираются в экспедицию на Северный полюс. Я с головой окунулась в работу: сотрудников не хватало и рабочий день растягивался на одиннадцать часов. В этот раз все сверхурочные оплачивались дополнительно.
Я познакомилась с несколькими русскоговорящими ребятами, и мы по возможности проводили время вместе. Зимой могли сесть на снегоход и уехать на другую сторону фьорда попить чай с печеньем. Я любила ходить на лыжах или подниматься на одну из многочисленных гор, чтобы посмотреть на закат, - легко быть ближе к природе, когда она начинается прямо за порогом. В полярный день было особенно приятно устраивать барбекю у дома или на берегу фьорда. Лето на Шпицбергене довольно прохладное, практически всегда ходишь в куртке и шапке - зато в солнечных очках можешь щеголять даже ночью.
Но несмотря на значительные перемены на второй год жизни на Шпицбергене, после нескольких месяцев вновь пришло чувство неудовлетворённости. Дни превратились в простую рутину «работа - дом». Казалось, что за два года принципиально ничего не изменилось, что я всё ещё не могу управлять своим временем, как захочется. Качество жизни стало намного лучше, но я этого не замечала: зацикливалась на том, что не сделано, и совсем не учитывала маленькие шажки вперед. Я опять убеждала себя, что надо просто немного потерпеть, поработать ещё, словно это какой-то забег, а впереди желанный приз. Стыдно признавать, что всё это происходило со мной в таком невероятном месте, как Шпицберген, где человек, казалось бы, должен чувствовать себя счастливым и свободным.
Что дальше
Встряхнуться и ещё раз оглядеться вокруг мне помог отпуск. Я стала радоваться каждому улучшению, каждому новому шагу. Сейчас из моего дома видны горы и залив. Весной и осенью я не устаю поражаться красоте и разнообразию рассветов, а летом, когда приплывают белуги, медитативно наблюдаю за ними в окно. Я ценю возможность практически в любой момент встать на лыжи или сесть на снегоход и уже через несколько минут оказаться в бесконечной долине. Меня всё ещё впечатляют северные сияния, огромные ярко-голубые ледники и заснеженные вершины гор, похожие на зефир.
