О марфе пешковой и лаврентии берия. Серго Берия и Марфа Пешкова: Что разрушило брак сына всемогущего Лаврентия Берии и внучки Максима Горького А почему вы развелись

КРЫМ. ТЕССЕЛИ. ДАЧА МАКСИМА ГОРЬКОГО. НА СНИМКЕ МАРФА ПЕШКОВА. А НЕПОДАЛЕКУ - Я. ЗДЕСЬ ПОЛОМАЛ НОГУ ЮРИЙ ГАГАРИН, КОГДА НЕУДАЧНО "ПРИЗЕМЛИЛСЯ" СО ВТОРОГО ЭТАЖА, - об этом нам рассказывала врач, которая лечила Юрия. У меня и благодарное письмо Юрия Гагарина врачевателю хранится.

О МАРФЕ ПЕШКОВОЙ, О ЛАВРЕНТИИ БЕРИИ И О МНОГОМ ДРУГОМ.

Марфа Пешкова Есть такое выражение «Неувядающая красота». Это про - Марфу Пешкову. Внучка Максима Горького и Екатерины Пешковой, подруга детства Светланы Сталиной, невестка Лаврентия Берии. Она не скрывает свой возраст, но поверить невозможно, что этой моложавой, обаятельной и смешливой женщине на днях исполнилось 87. Секрет своей жизненной силы Марфа Максимовна объясняет просто: «Занимаюсь спортом и мало кушаю. У нас в доме не было культа еды».
Она родилась в итальянском Сорренто.
- Папа с мамой назвали Марией, а когда из Рима приехал меня крестить архимандрит Симеон, дедушка решил дать мне имя Марфа. Крестины проходили у нас дома, дедушка был на подхвате, когда меня окунали в купель, держал полотенце. Дедушка и бабушка в церковь не ходили, потому что считали, что священнослужители вне службы не всегда себя ведут подобающим образом. Но перед праздником бабушка всегда просила домработницу отнести деньги в храм.
Меня и отправили в эту школу из-за Светланы. Сталин приезжал к дедушке, а когда умерла его жена Надежда Аллилуева, привез к нам Светлану. Он очень хотел, чтобы она общалась со мной и с Дарьей. И еще просил жену Берии Нину Теймуразовну опекать Светлану, приглашать ее в гости, чтобы ей не было так одиноко.
Я помню, как она вошла в дом, встала около зеркала и начала шапочку беленькую снимать, как вдруг водопадом рассыпались золотые волосы в кудрях. Когда детей маленьких знакомят, они не знают, о чем говорить. Нас вывели в сад погулять, и потом она вместе с папой уехала. А второй раз уже меня повезли к ней. Встретила нянечка и повела к Светлане. Она сидела в комнате и что-то шила из черной ткани. На меня особенно не взглянула, только кивнула. Мы сидели и молчали. Потом я спросила: «А ты что шьешь?» - «Кукле платье». - «А почему черное?» - «Я из маминого платья шью». Потом посмотрела на меня внимательно: «Ты разве не знаешь, что у меня мама умерла?» - и стала плакать. Я сказала: «А у меня папа умер». И тоже заплакала. Это горе нас надолго объединило.
Светлана была очень скромной. И терпеть не могла, когда на нее обращали внимание как на дочь Сталина. Она от этого и уехала, потому что знала, что ничего не изменится. В начальной школе ее сопровождал охранник, и то она всегда просила, чтобы он отставал на два-три шага. Дружила еще с Аллой Славуцкой, ее отец был послом в Японии, Раей Левиной. Дни рождения Светланы праздновались на даче, а не в Кремле.
Иосиф Сталин пока Светлана была маленькой, любил. А потом, когда Светлана подросла, стала девушкой и начала заглядываться на мальчиков, он ее прямо возненавидел. У него какая-то ревность появилась и, когда он узнал, что она начала встречаться с Алексеем Каплером, сразу его выслал. А они просто гуляли по улицам, ходили в музей, между ними ничего не было.
Сталина я ненавидела из-за Светланы. Сколько раз она плакала. Он грубо с ней разговаривал: «Сними эту кофту! Для кого ты вырядилась?» Она в слезы. Как-то мы с ней вместе уроки делали, у меня с математикой было плохо, Сталин напротив сидел. Он любил подтрунивать: «Много ли мальчиков прыгает вокруг тебя?» Меня, естественно, бросало в краску, ему это очень нравилось. Однажды сидим со Светланой, кушаем, и вдруг он на меня такими злыми глазами посмотрел: «Как ваша старуха поживает?» С таким раскатистым «р»! Мне даже в голову не могло прийти, о ком он спрашивал. Светлана шепнула: «Это он о бабушке твоей!» А моя бабушка, Екатерина Павловна Пешкова, никого не боялась. Всегда шла напролом. Когда она приезжала к нам на правительственную дачу, говорила охраннику: «Я к внучке!» Тот бежал звонить: пропускать или нет? Естественно, пропускали. Сталин ее ненавидел, но боялся тронуть. Ее знали слишком много людей и здесь, и за рубежом.
Время было страшное. Начинались первые аресты. А к Светлане обращались знакомые с просьбами помочь? Я знаю, что однажды она вступилась за кого-то. Сталин ее отругал и жестко сказал, чтобы это было в первый и последний раз. Так же, как она однажды прибежала радостная сообщить, что выходит замуж за Гришу Морозова, Сталин крикнул: «Что, русского не могла найти?» - и хлопнул дверью.... Со Светланой мы десять лет просидели за одной партой. Разошлись мы из-за Серго, сына Берии, потому что она была в него влюблена еще со школы. Он пришел к нам в девятом классе. Она мне говорила: «Я его знаю, мы в Гагре познакомились, он такой хороший парень!». Его воспитывала немка Элечка, потому что мама, Нина Теймуразовна, химик по профессии, все время работала. Серго прекрасно знал немецкий язык, как и мы с Дарьей, у нас тоже была немецкая нянечка. Воспитание нас с Серго объединяло.
Серго также был приучен не жадничать за столом: брать столько, сколько можешь съесть, чтобы тарелка была чистая. Я и сейчас не могу что-то оставить на тарелке. Немецкие воспитательницы привили нам пунктуальность. Если приятельницы меня приглашают в гости к шести часам, я и прихожу к шести. А они только начинают салатик резать, и я тоже включаюсь в работу.
Когда мы с ней впервые встретились после того, как я вышла замуж за Серго, она сказала: «Ты мне больше не подруга!» Я спросила: «Почему?» - «Ты знала, что я его любила больше всех, и не должна была за него выходить замуж. Не важно, что у меня Гриша! Может быть, через пять лет был бы Серго». Она считала, что когда-нибудь добьется своего. Звонила нам домой. Когда я подходила к телефону, Светлана вешала трубку. А Серго жутко выходил из себя: «Опять эта рыжая бестия звонит!»
Лаврентий меня обнял и сказал: «Теперь ты наша». Тогда не принято было играть шумные свадьбы. Мы расписались, дома за столом выпили хорошего грузинского винца. Когда у меня родилась первая дочь, Нина, свекровь сразу бросила работу и занялась внучкой. А Лаврентий каждую субботу приезжал на дачу и проводил с женой воскресенье. А по будням допоздна сидел у Сталина, который хотел, чтобы все они находились при нем. Так что разговоры о том, что у Лаврентия было 200 любовниц, не очень соответствуют реальности. Конечно, у него были женщины, последняя даже родила ему ребенка, но не столько, сколько ему приписывают!

Максим Пешков - единственный родной сын известного русского писателя Максима Горького. Обладающий талантами в самых разных областях искусства, он, однако, так и не смог применить их на практике, ведя праздный образ жизни. В этой статье представлена биография Максима Пешкова. Что помешало ему добиться личного успеха и почему сын писателя погиб молодым?

Детство и юность

Максим Алексеевич Пешков родился 21 июля 1897 года в Полтавской губернии, в семье известного писателя Максима Горького (настоящее имя Алексей Пешков) и Екатерины Пешковой - его первой жены. Горькому всегда нравилось имя отца - Максим, поэтому именно это имя он взял в качестве псевдонима, а затем таким же именем окрестил сына. На фото ниже маленький Максим Пешков с отцом.

С 9 до 16 лет Максим жил за границей с матерью - к тому моменту она оставалась женой Горького лишь официально, вместе они не жили с 1906 года. Детство Максима проходило преимущественно в Париже, однако за семь лет он успел пожить в Германии, Италии и Швейцарии. В это время Максим изучал разные виды спорта.

Несмотря на большой пробел в общении с отцом, Максим прекрасно знал, что он - сын известного человека, и существовал преимущественно на отцовские деньги, что отрицательно сказалось на его характере: юноша рос избалованным сибаритом.

Личная жизнь

В 1922 году, вместе с будущей женой Надеждой Введенской, 25-летний Максим Пешков переехал в Италию к отцу. Вскоре Максим и Надежда поженились, их свадьба состоялась в Берлине. За несколько дней до свадьбы Надя, пребывая в восхищении от европейской моды на короткие стрижки, отстригла свои волосы, за что получила от Горького прозвище "Тимоша", так и закрепившееся за ней до конца жизни. Жена Максима Пешкова на фото ниже.

Вскоре у пары родились две дочери: в 1925 году в Сорренто на свет появилась Марфа Пешкова, а спустя два года, в Неаполе, ее сестра - Дарья.

В течение десяти лет со дня переезда Пешков с семьей жил в Европе, держась как можно ближе к отцу и его гражданской жене. Горький был доволен, так как любил сына, а внучек просто обожал, и поэтому полностью обеспечивал материально и сына, и его семью. Тогдашнее окружение вспоминало Максима как удивительно инфантильного юношу, не приспособленного к взрослой жизни.

В 1932 году Максим Пешков вместе со всей семьей, включая отца, переехал в Москву.

Работа и творчество

Современники вспоминали Максима как разнообразно одаренного, но очень ленивого человека, у которого не было совсем никаких стремлений, кроме развлечений и удовлетворения своих потребностей, разумеется, на деньги отца. С юности Пешков увлекался рисованием, ему хорошо удавались наброски и карикатуры тушью, однако он так и не смог закончить ни одной полноценной картины. Помимо этого он иногда писал небольшие рассказы - один из них, под названием "Лампочка Ильича", Максим даже отослал на публикацию, однако редакторы по ошибке издали его под именем Горького. С тех пор Максим Пешков больше литературой не занимался.

В период жизни в Европе Пешков увлекся фотоискусством - отец оплатил Максиму дорогостоящий фотоаппарат и целую фотолабораторию, но увлечение вновь быстро прошло. Имея возможность следить за мировыми киноновинками, Максим Пешков на время увлекся кинематографом - целые дни проводил в кинотеатрах, пачками скупая открытки с актерами и журналы о кино. Внезапно он и в себе почувствовал актерские способности, но так и не пришел ни на одни кинопробы. Никогда не испытывая нужды, Максим даже не задумывался о том, чтобы найти себе какую-то постоянную профессию, а потому большую часть жизни просто бездельничал.

К официальным работам Максима Пешкова относится служба в ЧК по продовольственному снабжению столиц с 1918 по 1919 год, и служба военным комиссаром на Всевобуче с 1920 по 1922 год. Он проявил себя хорошим организатором, заботясь о помещениях и питании, а также составляя продуманные и интересные планы занятий, обучая будущих красноармейцев всем видам спорта, которыми сам занимался в юности.

Смерть

Сын Горького Максим Пешков скончался 11 мая 1934 года в возрасте 36 лет. Причиной смерти стал заговор народного комиссара внутренних дел СССР Генриха Ягоды и личного секретаря Горького Петра Крючкова. Ягода был серьезно увлечен "Тимошей", а потому, недолго думая, решил избавиться от ее мужа. В то время, помимо отсутствия работы, Максим Пешков стал много пить. Ягода договорился с Крючковым, чтобы тот хорошенько напоил Максима, а затем отправил домой без сопровождения. 2 мая 1934 года, после такой попойки, Пешкова, который без сознания замерзал на скамейке парка, обнаружила няня его детей. После этого Максим заболел серьезным воспалением легких, а спустя 9 дней скончался.

Из уважения к Горькому, Первый съезд писателей СССР, назначенный на то время, был перенесен на несколько месяцев. В 1938 году Ягода и Крючков были приговорены к смерти и расстреляны, сознавшись в преступлении против Максима Пешкова.

Есть такое выражение «неувядающая красота». Это про нее — Марфу Пешкову. Внучка Максима Горького и Екатерины Пешковой, подруга детства Светланы Сталиной, невестка Лаврентия Берии. Она не скрывает свой возраст, но поверить невозможно, что этой моложавой, обаятельной и смешливой женщине на днях исполнилось 87. Секрет своей жизненной силы Марфа Максимовна объясняет просто: «Занимаюсь спортом и мало кушаю. У нас в доме не было культа еды».
Она родилась в итальянском Сорренто. Сегодня живет на две страны: полгода в Испании, полгода в России. Из окна ее квартиры в ближнем Подмосковье виден сосновый лес. На лоджии разноцветные ракушки, морские камешки, причудливая коряга — здесь все напоминает ее родное Средиземноморье. И, конечно, забавная фигурка ослика с поклажей. Впрочем, ослик — это отдельная история

87 ей не дашь…

— Когда мне было пять месяцев, мама заразилась брюшным тифом, и у нее, естественно, пропало молоко, — рассказывает Марфа Пешкова. — Папа в ужасном состоянии помчался в Сорренто искать кормилицу. Когда он уже был в полном отчаянии, ему подсказали: в одной семье живет ослица, которая только что родила. А ослиное молоко очень близко к женскому. И меня кормили этим молоком, пока не нашли кормилицу. Она тоже была необыкновенная. До меня она кормила наследного принца итальянского короля.

— Кому вы обязаны редким именем Марфа?

— Папа с мамой назвали Марией, а когда из Рима приехал меня крестить архимандрит Симеон, дедушка решил дать мне имя Марфа. Крестины проходили у нас дома, дедушка был на подхвате, когда меня окунали в купель, держал полотенце. Дедушка и бабушка в церковь не ходили, потому что считали, что священнослужители вне службы не всегда себя ведут подобающим образом. Но перед праздником бабушка всегда просила домработницу отнести деньги в храм.

— Каким дедушкой был Максим Горький?

— Он нас с сестрой очень любил. Мы с ним гуляли на даче в Горках, когда он был свободен. Нам говорили: «Дедушка зовет вас!» Мы бежали и вместе шли в лес. Дедушка любил собирать грибы. Когда сезон заканчивался и лес пустел, где-то за воротами еще попадались грибы. Мы приносили их в наш лес и подсаживали. Дедушка, конечно, догадывался, потому что наши грибы неглубоко сидели в земле, но виду не подавал и всегда страшно радовался: «Сегодня у нас опять урожай!» Во время прогулок он рассказывал много историй из своего детства. Когда после его смерти я открыла его книгу «Детство», меня не покидало ощущение, что я это уже знаю.

— А с какого времени вы себя помните?

— В памяти остались фрагменты. Я хорошо помню Сорренто и потом, спустя многие годы, даже камень нашла, за которым мне на Пасху прятали яички. Нас с сестрой Дарьей водили в итальянскую школу, потому что думали, что мы пойдем туда учиться. После урока рисования дети подарили нам рисунки, которые я хранила. А потом, во время войны, кто-то хорошо пошуровал у нас в доме на Никитской. На переменке маленькие итальянцы хулиганили и делали что хотели, даже танцевали под музыку. Все было не так, как в московской школе, где мы чинно ходили парами по коридору. Если мальчишки начинали драться, получали замечание в дневник.

— Вы учились в 25-й образцовой школе вместе с детьми советской элиты и сидели за одной партой со Светланой Сталиной. Выбор школы был неслучаен?

— Меня и отправили в эту школу из-за Светланы. Сталин приезжал к дедушке, а когда умерла его жена Надежда Аллилуева, привез к нам Светлану. Он очень хотел, чтобы она общалась со мной и с Дарьей. И еще просил жену Берии Нину Теймуразовну опекать Светлану, приглашать ее в гости, чтобы ей не было так одиноко.

Марфа была одной из самых завидных невест.

— Помните, как вы познакомились?

— Я помню, как она вошла в дом, встала около зеркала и начала шапочку беленькую снимать, как вдруг водопадом рассыпались золотые волосы в кудрях. Когда детей маленьких знакомят, они не знают, о чем говорить. Нас вывели в сад погулять, и потом она вместе с папой уехала. А второй раз уже меня повезли к ней. Встретила нянечка и повела к Светлане. Она сидела в комнате и что-то шила из черной ткани. На меня особенно не взглянула, только кивнула. Мы сидели и молчали. Потом я спросила: «А ты что шьешь?» — «Кукле платье». — «А почему черное?» — «Я из маминого платья шью». Потом посмотрела на меня внимательно: «Ты разве не знаешь, что у меня мама умерла?» — и стала плакать. Я сказала: «А у меня папа умер». И тоже заплакала. Это горе нас надолго объединило.

— Как вела себя дочь Сталина в школе?

— Светлана была очень скромной. И терпеть не могла, когда на нее обращали внимание как на дочь Сталина. Она от этого и уехала, потому что знала, что ничего не изменится. В начальной школе ее сопровождал охранник, и то она всегда просила, чтобы он отставал на два-три шага. Дружила еще с Аллой Славуцкой, ее отец был послом в Японии, Раей Левиной. Дни рождения Светланы праздновались на даче, а не в Кремле.

— Как вам казалось: Сталин любил дочь?

— Пока была маленькой, любил. А потом, когда Светлана подросла, стала девушкой и начала заглядываться на мальчиков, он ее прямо возненавидел. У него какая-то ревность появилась и, когда он узнал, что она начала встречаться с Алексеем Каплером, сразу его выслал. А они просто гуляли по улицам, ходили в музей, между ними ничего не было.

— Марфа Максимовна, вы часто видели Сталина. Как вы к нему относились?

— Сталина я ненавидела из-за Светланы. Сколько раз она плакала. Он грубо с ней разговаривал: «Сними эту кофту! Для кого ты вырядилась?» Она в слезы. Как-то мы с ней вместе уроки делали, у меня с математикой было плохо, Сталин напротив сидел. Он любил подтрунивать: «Много ли мальчиков прыгает вокруг тебя?» Меня, естественно, бросало в краску, ему это очень нравилось. Однажды сидим со Светланой, кушаем, и вдруг он на меня такими злыми глазами посмотрел: «Как ваша стар-руха поживает?» С таким раскатистым «р»! Мне даже в голову не могло прийти, о ком он спрашивал. Светлана шепнула: «Это он о бабушке твоей!» А моя бабушка, Екатерина Павловна Пешкова, никого не боялась. Всегда шла напролом. Когда она приезжала к нам на правительственную дачу, говорила охраннику: «Я к внучке!» Тот бежал звонить: пропускать или нет? Естественно, пропускали. Сталин ее ненавидел, но боялся тронуть. Ее знали слишком много людей и здесь, и за рубежом.

— Время было страшное. Начинались первые аресты. А к Светлане обращались знакомые с просьбами помочь?

— Я знаю, что однажды она вступилась за кого-то. Сталин ее отругал и жестко сказал, чтобы это было в первый и последний раз. Так же, как она однажды прибежала радостная сообщить, что выходит замуж за Гришу Морозова, Сталин крикнул: «Что, русского не могла найти?» — и хлопнул дверью.

— В школе вы со Светланой были ближайшими подругами, а потом перестали общаться...

— Со Светланой мы десять лет просидели за одной партой. Разошлись мы из-за Серго, сына Берии, потому что она была в него влюблена еще со школы. Он пришел к нам в девятом классе. Она мне говорила: «Я его знаю, мы в Гагре познакомились, он такой хороший парень!». Его воспитывала немка Элечка, потому что мама, Нина Теймуразовна, химик по профессии, все время работала. Серго прекрасно знал немецкий язык, как и мы с Дарьей, у нас тоже была немецкая нянечка. Воспитание нас с Серго объединяло. Другие мальчики хулиганили, особенно Микоянчики. Я помню, в Барвихе, из-за того, что мы с сестрой не вышли, они сняли калитку и выкинули ее в овраг.

Серго также был приучен не жадничать за столом: брать столько, сколько можешь съесть, чтобы тарелка была чистая. Я и сейчас не могу что-то оставить на тарелке. Немецкие воспитательницы привили нам пунктуальность. Если приятельницы меня приглашают в гости к шести часам, я и прихожу к шести. А они только начинают салатик резать, и я тоже включаюсь в работу.

— Как Светлана восприняла ваше замужество? С ревностью?

— Когда мы с ней впервые встретились после того, как я вышла замуж за Серго, она сказала: «Ты мне больше не подруга!» Я спросила: «Почему?» — «Ты знала, что я его любила больше всех, и не должна была за него выходить замуж. Не важно, что у меня Гриша! Может быть, через пять лет был бы Серго». Она считала, что когда-нибудь добьется своего. Звонила нам домой. Когда я подходила к телефону, Светлана вешала трубку. А Серго жутко выходил из себя: «Опять эта рыжая бестия звонит!»

Роковая любовь. Светлана ведь уже была замужем?

— Да, у нее уже был Гриша Морозов. Фамилия его отца Мороз. Грише прибавили окончание «ов», когда он в школу пошел. У Светланы и Гриши уже родился сын Ося, но все равно она испытывала чувства к Серго. Во время войны, находясь в эвакуации в Куйбышеве, она как-то уговорила Васю (Василия Сталина. — Е.С.), чтобы он слетал с ней к Серго. Потом Серго мне рассказывал, что это был кошмар. Он не знал, как себя вести. Вроде и не выгонишь.

— А как вас приняли родители мужа? Все-таки вы вошли в очень непростую семью. Одно имя Берия наводило ужас.

— Лаврентий меня обнял и сказал: «Теперь ты наша». Тогда не принято было играть шумные свадьбы. Мы расписались, дома за столом выпили хорошего грузинского винца. Когда у меня родилась первая дочь, Нина, свекровь сразу бросила работу и занялась внучкой. А Лаврентий каждую субботу приезжал на дачу и проводил с женой воскресенье. А по будням допоздна сидел у Сталина, который хотел, чтобы все они находились при нем. Так что разговоры о том, что у Лаврентия было 200 любовниц, не очень соответствуют реальности. Конечно, у него были женщины, последняя даже родила ему ребенка, но не столько, сколько ему приписывают!

— Жене, Нине Теймуразовне, приходилось смиряться?

— Смиряться? У нее тоже один охранник был в фаворитах в Гагре. Я как-то подслушала их шепоты на балконе.

— Марфа Максимовна, родные арестованных вас не просили замолвить слово перед наркомом Берией?

— Нет, никогда. Бабушка приехала один раз со списками заключенных, и он сказал: «Дорогая Екатерина Павловна, я вас очень прошу этого не делать. Вы должны понять, почему. Все передавайте моему секретарю».

— А у вас свекор не вызывал чувства страха?

— Да что вы! Наоборот! На даче по утрам, только они с Ниной Теймуразовной просыпались, сразу просили принести запеленутого ребятеночка — мою первую дочь, Нину. Клали между собой и могли час просто любоваться. Масса была снимков, где Лаврентий Берия возит коляску или держит внучат на коленях. После его ареста все эти фотографии у меня конфисковали.

Марфа Пешкова, Серго Берия с первенцем Ниной, 47-й год.

— Как это было?

— Лаврентия Берию убили в Москве, в его квартире. Я знаю это точно, потому что через несколько лет я встретилась с одним из охранников, и он подтвердил. А за нами пришли, когда мы были на даче. Ночью нас с детьми и с няней Элечкой посадили в машину и увезли на спецдачу, где даже радио не было. Мы не знали, что произошло. Казалось, что это переворот. Я думала, нас везут на расстрел. В то время я ждала третьего ребенка, была на восьмом месяце, с пузом. Это был какой-то конспиративный дом, где, наверное, держали иностранцев, потому что я под ковром нашла доллар. Мы 20 дней провели там. На бумажке отмечали каждый день. Гулять разрешалось от этого дерева и до того дерева.

Потом Серго забрали в тюрьму. Выводили его якобы на расстрел, а мать подводили к окну и говорили: «Не скажете — расстреляем вашего сына!» И то же проделывали с ним.

После ареста мужа меня привезли в Барвиху. Конечно, за меня просили и мама, и бабушка. Когда мы подъехали к даче, все стояли на улице. Первый вопрос, который я задала родным, был: «Что случилось?» У бабушки в руках была газета.

— Серго Берию потом выслали в Свердловск. Вы поехали с мужем?

— Да. В Свердловске мы жили за городом, в районе Химмаша, потому что Нина Теймуразовна пошла туда работать. Когда Серго разрешили ехать в Москву, он категорически отказался. И поехал на Украину, где у него была тетя. Мне очень нравилось в Свердловске. Москва — не мой город, кроме старого Арбата. Я люблю Киев, там живет мой сын.

— А почему вы развелись?

— Когда я однажды приехала из Москвы и мы с Серго вышли погулять, вдруг появляется разъяренная девица, которая идет прямо на нас и кричит ему: «Ты с кем?». Я ничего понять не могу. Он стоит красный, молчит. Я пролепетала: «Я — жена!» Она ему кричит: «Ты же мне паспорт показывал, что ты не женат!» И действительно, у него в новом паспорте штампа не было. Ему дали фамилию матери Гегечкори и отчество Алексеевич.

Я была в таком состоянии, что могла убить, и понимала, что не смогу держать себя в руках. Это все ослиное молочко. (Смеется). Я моментально решаю. Собрала вещи, купила билет и вечером уехала в Москву. Потом я позвонила Серго и сказала: «Я с тобой развожусь». Даже в «Вечерке» было опубликовано сообщение о нашем разводе.

— А потом вы встречались?

— Конечно. Я часто ездила в Киев и, уже поразмыслив, поняла, что сын должен быть рядом с отцом, и отправила его туда.

— Знаю, что, когда Серго Берию арестовали, ваша мама написала письмо на имя Ворошилова: «Убедительно прошу Вас принять участие в судьбе Марфы — внучки А.М.Горького, дед и отец которой сами погибли от руки врагов народа. Прошу, чтобы ей было разрешено жить в нашей семье...» Вы тоже считаете, что ваших отца и деда убрали?

— Папа мешал. Это я точно знаю. Потому что в то время это был единственный человек, который связывал дедушку с миром. Уже устроили пропускной пункт, хотя еще существовал дедушкин секретарь Крючков, который решал, кого пускать, а кого — нет. Папу стали очень часто приглашать на разные мероприятия. Дедушка не мог ездить по состоянию здоровья и посылал сына. Попробуй не выпить, когда первый тост был за Сталина и за советскую власть! Пили стаканами. А папа только что приехал в СССР, он полжизни прожил за границей. Он был патриотом и находился за рубежом потому, что Ленин ему сказал: «Твое назначение — быть рядом с отцом». Когда дедушка собрался вернуться в Сорренто на зиму, Сталин ему сказал: «У нас есть Крым. Мы вам предоставим дачу. Забудьте про Сорренто!» Самое счастливое время нашей семьи — это Сорренто. Дедушку больше не выпустили в Италию, хотя там оставались его вещи. Мама и бабушка ездили паковать его книги и вещи. Кстати, дом не был собственностью Горького, он снимал его у герцога ди Серракаприола.

— Вашего отца элементарно спаивали?

— Делали все, чтобы он начал пить. Мама и Валентина Михайловна Ходасевич рассказывали, что в доме всегда было легкое вино «Кьянти», но чтобы кто-то любил пить — нет. Разве что Крючков. Я даже помню, как на даче в Горках-Х он уже с утра наливал коньяк и немного разбавлял его нарзаном. Папу я никогда не видела пьяным, но чувствовал он себя плохо. Помню, как мы с Дарьей поехали к зубному врачу с папой, и вдруг он резко остановил машину, я даже носом ударилась о стекло и заплакала. Папа вышел и долго стоял на улице. Ему было трудно дышать.

Сталин и члены Политбюро несут урну с прахом Горького.

— Я читала, будто бы ваш папа умер из-за того, что в нетрезвом состоянии заснул на скамейке, где его оставил Крючков. Ночь была холодная, и он замерз.

— Все было не так. В тот день папа приехал от Ягоды, который его все время звал и напаивал. А моя мама до этого сказала ему твердо: «Если ты еще раз приедешь в таком состоянии, то я с тобой развожусь». Папа вышел из машины и направился в парк. Сел на скамейку и заснул. Разбудила его нянечка. Пиджак висел отдельно. Это было 2 мая. Папа заболел и вскоре умер от двустороннего воспаления легких. Ему было всего 36 лет.

— Как Горький пережил смерть единственного сына?

— А он и не пережил, ушел через два года. Когда дедушка писал «Клима Самгина», первым читателем был Максим. Потом уже дедушка после пятичасового чая собирал всех домочадцев и сам читал вслух.

— А Ягода действительно ухаживал за вашей мамой?

— Все разговоры, что за мамой ухаживал Ягода, просто домыслы. Его посылал сам Сталин. Ему хотелось, чтобы мама о нем хорошо думала, и Ягода должен был ее подготовить. Он показывал ей альбомы, посвященные деяниям Сталина, которому мама давно нравилась. Сталин положил на нее глаз еще тогда, когда впервые привез к нам Светлану. Он всегда приезжал с цветами. Но мама в очередной их разговор на даче твердо сказала «нет». После этого всех, кто приближался к маме, сажали. Первым был Иван Капитонович Луппол, директор Института мировой литературы. Уже после войны у мамы появился Мирон Мержанов, известный архитектор. Его тоже арестовали. Потом настал черед Владимира Попова, который очень помогал маме. После этого она сказала: «Больше ни один одинокий мужчина не войдет в мой дом».

— У вашей бабушки, Екатерины Павловны Пешковой, женского счастья тоже не было. У Максима Горького были яркие романы.

— Но с бабушкой у него всю жизнь сохранялись особые отношения. Он хотел, чтобы она приезжала когда хотела. И в его доме всегда была комната Екатерины Павловны, в которую гостей не пускали, кроме меня и сестры, когда кто-то из нас заболевал. Так и говорили: «бабушкина комната». Последней любовью дедушки стала Мария Игнатьевна Будберг. А у бабушки был Михаил Константинович, с которым они вместе завтракали. Летом он жил у бабушки в Барвихе, где у него была своя комната. Муж и не муж. Они познакомились на даче, где Катюша умирала — бабушкина дочка. Она была в таком состоянии, что не хотела жить. Михаил Константинович сумел вывести ее из депрессии. Дедушка был в это время с Марией Федоровной Андреевой в Америке и прислал сухое соболезнование.

— Ваша бабушка возглавляла Политический Красный Крест. Тысячи людей обязаны ей своей жизнью.

— В Италии меня познакомили с настоятелем русской церкви. Он усадил меня за стол и вытащил фотографию: «Это моя мама». Потом показал документ: «Благодаря этой бумажке я живу на свете!». Его отца выслали на Соловки, и жена обратилась к моей бабушке за помощью. Бабушка выхлопотала, чтобы раз в месяц по этому пропуску могли посылать питание. На Соловках люди умирали голодной смертью, потому что, когда не было навигации и продукты кончались, ссыльных не кормили. Священник сказал: «Ваша бабушка — святой человек!»


СССР

Надежда Алексеевна Пешкова (урожденная Введенская ; по прозвищу «Тимоша» ; 30 ноября 1901, Томск - 10 января 1971, Москва) - невестка Максима Горького , жена его сына Максима Пешкова .

Биография

Наше время даст изобилие заголовков для будущих трагедий. Я так и вижу одно женское имя аршинными буквами на афише".
И Анна Андреевна пальцем крупно вывела в воздухе:

«Тимоша».

Юность

Дочь известного томского врача-уролога , профессора Алексея Андреевича Введенского . По желанию отца в возрасте 17 лет была отдана замуж за ординатора отца доктора Синичкина (Синицын). Подруга дочери Шаляпина , с которой вместе училась в Вахтанговской студии .

О её происхождении рассказывала дочь Марфа:

Их было восемь детей - мама предпоследняя. Когда ей исполнилось двенадцать лет, семья переехала в Москву [из Томска], поселилась на Патриарших прудах в двухэтажном доме - теперь на его месте стоит знаменитый дом со львами. На втором этаже тогда была квартира, на первом - отец лечил больных, а позднее и раненых, когда началась Первая мировая война. Трое из восьми детей тоже стали врачами и помогали отцу. Надежда училась во французской гимназии на Суворовском бульваре. Её мать умерла в 1918 году от «испанки » - отец остался с детьми. Моя мама тогда была на выданье. Отец заболел, считал, что у него рак, и спешил устроить свою красивую девочку. Был у него ординатор, влюбленный в Надежду, дарил цветы, конфеты. Отец настоял на замужестве. Венчались они в церкви в Брюсовском переулке. После свадьбы жених напился, невеста так испугалась, что выскочила из окна и убежала. На этом все кончилось. Она сказала, что не может находиться с ним в одной комнате.

Писать о Максиме - трудно. Он находится около своей жены, стараясь держаться как только можно ближе к ней - будто все ещё не уверен в реальности своего брака и Тимошина бытия. Тимоша - славная штука, очень милая.

Из письма Максима Горького, 1921 год, Берлин

Кроме того, Горький назвал её за молчаливый характер в одном из писем «красивым растением» . Прозвище «Тимоша» она получила от свекра. Ирина Гогуа рассказывает: «она как-то вышла к столу подстриженная, с короткими волосами. Горький посмотрел и сказал: „Совсем как Тимоша“. С тех пор и пошло». Фаина Раневская уточняет: «В 1922 году Горький уехал со своим сыном и невесткой в Италию. Там очаровательная молодая Надежда Алексеевна, следившая за европейской модой, решила отрезать свою роскошную косу. На следующий день короткие волосы выбились из-под шляпы. Горький, увидев это, заметил, что раньше в России кучеров звали Тимофеями - их кудри торчали из-под шапок. Так и осталось за Надеждой Алексеевной это имя - Тимофей, Тимоша» . По семейной версии, волосы ей отрезали после тяжелой формы сыпного тифа .

О её личности Гогуа, крестница Енукидзе , отзывается не очень комплиментарно: «Она была совершенно обворожительна. Екатерина Павловна говорила, что с ней по Италии просто нельзя было ходить. Она тогда красилась в блондинку, и итальянцы, завидев её, кричали: „О, блонда, о, блонда!“ Должна сказать, что она была не очень умна, но все тайны „мадридского двора“ она, конечно, унесла с собой» .

Семья, пожив в Германии, не получила визу, поэтому переехала в Чехословакию, откуда перебралась в Италию. В Италии она начала заниматься живописью.

От их брака родились дочери Марфа ( , Сорренто), в будущем - замужем за сыном Берии , и Дарья ( , Неаполь). Симпатия к ней свекра вызывала слухи.

Е. И. Краснощёкова занималась изданием сочинений Всеволода Иванова в 1970-х годах: «Я включила в том один из рассказов Иванова. Новелла как новелла. Но вдруг я обнаружила, что об этом рассказе существует восторженный отзыв Горького. Тогда я спросила у вдовы - Тамары Владимировны Ивановой: „Отчего Горький пришел в такой восторг? Это же не из лучших произведений вашего мужа?“ Она усмехнулась и сказала мне: „Тут все дело в сюжете. Ведь это рассказ о деревенском снохаче … А Горький в то время был без ума влюблен в Тимошу…“» .

В 1932 году семья вернулась в Москву. 11 мая 1934 года её муж умер после воспаления легких, причиной которого, по некоторым сведениям, стало то, что помощник и секретарь Горького Пётр Крючков выпивоху Максима крепко напоил и 2 мая 1934 года «забыл» на улице.

Ягода

Истинная природа её отношений с Генрихом Ягодой является недоказанной. В 1938 обвинение в убийстве сына Горького (как и самого Горького) было предъявлено на Третьем Московском процессе Г. Г. Ягоде и П. П. Крючкову. Ягода признал себя виновным и утверждал, что делал это из «личных соображений» - влюблённости в жену Максима, которая после смерти мужа была некоторое время его любовницей. Ягода и Крючков были расстреляны.

Крючков рассказывал в своих показаниях: «…сторона линии Ягоды в доме Горького заключалась в стремлении быть постоянно в курсе того, о чём говорят члены Политбюро, бывающие у Горького. Проще говоря, Ягода в своих целях практиковал внутреннюю слежку за членами Политбюро. Обычно он на эти встречи не приглашался. Роль такого рода информаторов Ягоды играли, в частности, я и Тимоша. Как правило, каждый раз, как только члены Политбюро уезжали от Горького, Ягода в тот же день или на следующий приезжал или звонил мне по телефону, спрашивая: „Были? Уехали? О чём говорили? За ужином говорили? О нас говорили? Что именно?“» .

Неизвестно, соответствует ли действительности обвинение в любовной связи: Ходасевич (хорошо знавший Максима и Крючкова) и многие современные исследователи находят это вполне правдоподобным. Владислав Ходасевич пишет: «Жена Максима, Надежда Алексеевна, по домашнему прозвищу Тимоша, была очень хороша собой. Ягода обратил на неё внимание. Не знаю, когда именно она уступила его домогательствам. В ту пору, когда я наблюдал её каждодневно, её поведение было совершенно безупречно» .

По свидетельству наседки Ягоды в камере тот очень беспокоился и спрашивал о своей жене - и о Тимоше. В книге Г. Герлинга-Грудзинского «Семь смертей Максима Горького» говорится, что никаких оснований верить обвинительному акту нет.

Также озвучивалась её связь с известным маршалом:

Вдова

После смерти мужа, а затем и Горького, осталась жить с его семьей в особняке С. П. Рябушинского (знаменитом доме Шехтеля) у Никитских ворот. Жила и в районе деревни Неприе на Селигере .

Накануне войны Надежда собралась выйти замуж за академика И. К. Луппола , директора Института мировой литературы. С ним она познакомилась, когда устраивала Музей-квартиру А. М. Горького в Москве, которым он тоже занимался. По указанию дочерей Тимоши, это был первый ей близкий человек после смерти мужа. В доме он у них не бывал, они просто встречались. Луппол пригласил её в Тбилиси, на торжества по случаю юбилея Шота Руставели, после чего они поехали отдохнуть в дом писателей под Тбилиси - Сагурава, где его и арестовали. В Москву она вернулась уже одна, и хлопоты ей не помогли . Он был репрессирован и умер в 1943 году. «От жалкой участи „чесира “ (члена семьи изменника Родины) её избавила свекровь Екатерина Пешкова и давняя дружба с деятелями на Лубянке» .

После войны с ней жил архитектор Мирон Мержанов (вероятно, в промежутке между 1948 (предыдущим своим арестом) и 1951; по другим указаниям, в 1946 году - однако это не совпадает с его биографическими данными). Арестован он был прямо в доме Тимоши, на глазах её дочери .

Во время войны была в эвакуации в Ташкенте , где работала в госпитале и встретилась с братом Дмитрием (3 января 1887 - 11 сентября 1956), известным врачом . Сначала в Ташкент, к её сестре, отправили девочек Дарью и Марфу, потом туда приехала сама Тимоша и её свекровь Екатерина Пешкова .

В свои приезды в Россию у неё останавливалась Мура Будберг , которую она вместе со свекровью вскоре после смерти Максима Пешкова навестила в Лондоне , убедив привезти архив .

Портрет Корина

Портрет Пешковой работы знаменитого советского портретиста Павла Корина - единственный женский портрет, созданный художником (1940, ГТГ, Дом-музей П. Д. Корина, холст, масло. 140 х 126 см. Слева внизу подпись: «Павел Корин 1940». Поступил в 1945 от МЗК; приобретен у автора. (27769). Подготовительные работы к портрету находятся в ГТГ, см. кат. N 116-121).

С Горькими Корина связывали важные отношения. Максим Горький, прослышав о молодом художнике, посетил его мастерскую и долго рассматривал этюды будущей картины «Реквием». Именно Горький и предложил тогда дать ей другое название - «Русь уходящая», которое стало «прикрытием» для проправославного сюжета. Тогда же, в 1931 году, Корин познакомился с Тимошей - на следующий день после визита в мастерскую Горький пригласил Корина и его брата в свой дом на М. Никитскую. «Здесь Корин и встретился с Н. А. Пешковой. Художник был поражен её красотой, её разносторонними духовными интересами. Н. А. Пешкова проявляла глубокий интерес к искусству, сама занималась живописью. Возможно, тогда и возникло у Корина решение написать её портрет. Первая зарисовка к будущему портрету Н. А. Пешковой помечена декабрем 1934 года и была сделана в Крыму (Тессели). В 1935 году Надежда Алексеевна вместе с Павлом Кориным отправилась в заграничную поездку, они осматривали художественные сокровища Парижа и Лондона. Затем Корин делал эскизы в Горках под Москвой (сентябрь, 1936). И ещё было множество зарисовок, прежде чем художник пришел к окончательной композиции портрета и нашел естественное положение фигуры, рук, окружающих предметов». Два с половиной месяца братья Корины жили у Алексея Максимовича Горького в Сорренто. Здесь П. Д. Корин написал с него портрет.

Портрет Пешковой в 1940 году вышел у художника после работы над портретом Алексея Толстого, который после смерти Горького отстоял попавшего в опалу Корина и не дал его выгнать из мастерской. К работе над портретом Тимоши он готовился много лет. «П. Д. Корин рисовал Пешкову множество раз. От рисунка к рисунку приближался художник к той композиции, которая легла в основу прекрасного портрета Н. А. Пешковой. „В темном платье, с книгой в руке она сидит, закинув ногу на ногу, в старинном кресле с резными золочеными ручками. Взгляд её задумчив и грустен - вся непростая её судьба читается в этом взгляде“, - так описал портрет С. Н. Разгонов. Если не считать этюдов монахинь к „Руси уходящей“, это единственный женский портрет Корина - самый лиричный, и в то же время романтичный, светлый по строю чувств, по изысканности цвета и светотени» .

По композиции портрет напоминает картину кисти Ильи Репина , изображающую Марию Фёдоровну Андрееву - вторую жену Максима Горького, «свекровь» Тимоши (1905, Национальный художественный музей республики Беларусь).

В культуре

портреты: кино:

  • Документальный фильм:

Невестка Горького — Надежда Пешкова — была первой красавицей Москвы. Пока жив был писатель, ей многие завидовали. Но после смерти свекра жизнь этой женщины превратилась в настоящий кошмар. Недаром Анна Ахматова как-то в 1956 году сказала: «Наше время даст изобилие заголовков для будущих трагедий. Я так и вижу одно женское имя аршинными буквами на афише». И вывела пальцем в воздухе: «Тимоша».

«Тимошка, как есть Тимошка...»

Почему Надежду Пешкову звали Тимошей? На этот счет существует семейная байка. Молоденькая Надежда однажды впорхнула в гостиную в шляпке, из-под которой выбивались лишь короткие завитки (следуя европейской моде, она без сожаления отрезала свою прекрасную косу). Горький только руками всплеснул:

— Тимошка, как есть Тимошка. (Так в старой России окликали кучеров).

С легкой руки свекра имя прижилось. С тех пор дома и в кругу друзей Наденьку все стали звали Тимошей.

Не прикладывая к этому никаких усилий, она невероятно нравилась мужчинам. Алексей Максимович, познакомившись с невесткой, назвал ее славной и милой, а за молчаливый характер охарактеризовал «красивым растением». Искавшие ее внимания мужчины обожали ее за красоту и женственность. А среди них, между прочим, были птицы весьма высокого полета.

Максим Пешков был вторым мужем Тимоши. Про первое замужество впоследствии дочь Марфа рассказывала так:

«Их было восемь детей — мама предпоследняя. Когда ей исполнилось двенадцать лет, семья переехала в Москву [из Томска], поселилась на Патриарших прудах в двухэтажном доме — теперь на его месте стоит знаменитый дом со львами... Её мать умерла в 1918 году от „испанки“ — отец остался с детьми. Моя мама тогда была на выданье. Отец заболел, считал, что у него рак, и спешил устроить свою красивую девочку. Был у него ординатор, влюбленный в Надежду, дарил цветы, конфеты. Отец настоял на замужестве. Венчались они в церкви в Брюсовском переулке. После свадьбы жених напился, невеста так испугалась, что выскочила из окна и убежала. На этом все кончилось. Она сказала, что не может находиться с ним в одной комнате».


Максим Пешков, с которым они в гимназические годы катались на коньках на Патриарших прудах, дабы утешить беглянку, пригласил ее в увлекательное заграничное путешествие. Они уехали в Италию, где тогда жил Горький, а поженились уже в Берлине. В 1925-м у них родилась дочь Марфа, в 1927-м — Дарья.

Возвращение домой

Судя по всему, Тимоша была женщиной с характером, способной на решительные поступки. А каков был ее муж? Все отзывались о нем, как о милом парне — веселом и неконфликтном. Говорили также, что он был невероятно добрым и невероятно безответственным. Настолько, что в свои тридцать по интеллекту больше походил на тринадцатилетнего подростка.

Между тем, Максим с навязанной ему ролью — быть посредником между большевиками и отцом, который не хотел покидать заграницу, — справился безупречно. Горький должен был вернуться на родину, как того желали «органы», и Максим торопил отца. Ведь по возвращении в СССР Дзержинский обещал подарить ему предмет его мечтаний — автомобиль.

Так в 1932 году Горький с семьей навсегда вернулся домой. Ах, если бы он знал, как сложится его судьба и судьба его детей, он вряд ли решился бы на этот шаг...

Первой ласточкой стала смерть сына Горького. Максим Пешков умер в мае 1934 года от воспаления легких. Смерть была настолько нелепой и неожиданной, что в нее отказывались верить. 36-летний здоровый мужчина скончался от обычной болезни, которую в то время умели превосходно лечить.

Дочь Марфа, которой на момент смерти отца было 9 лет, вспоминала, что Максима повсюду сопровождал Петр Крючков, приставленный к Горькому личный секретарь, сексот и алкоголик. Однажды, весной 1934 года, Пешков и Крючков возвращались с дачи Ягоды. Как рассказывал позднее Марфе Максимовне сын шофера, который вел машину, ее отец плохо себя чувствовал. Обычно он сам любил сидеть за рулем — вообще бредил автомобилями, продал коллекцию марок, купил машину, всю ее разобрал и собрал. А тут не мог вести, сидел сзади, говорил: «В чертову компанию попал, никак не могу вылезти». Но пьян не был. Сказал: «Плохо себя чувствую». Попросил остановить машину, вышел, покачиваясь. Крючков, который с ним ехал, все говорил: «Ничего, обойдется».

Приехали на дачу в «Горки-10». Крючков пошел к себе в отдельный домик, уходя, сказал: «Тебе нужно лечь». Максим ответил: «Посижу на улице».

Он сел на скамейку. Посидел и уснул. В одной рубашке. Начало мая было холодным, кое-где снег лежал. И он разболелся. Лечили странно: дали касторку, когда у него была температура под сорок, его все время подташнивало.

По другой версии, влюбленный в Тимошу Горький (сильное увлечение, по свидетельству знакомых семьи, действительно имело место) будто бы уединился со снохой. Максим случайно увидел это. Полуодетый выбежал на улицу и не возвращался до самого утра.

Как бы то ни было, но в 33 года Тимоша осталась вдовой с двумя детьми на руках. Но самое страшное началось через два года, когда умер и сам Горький.

Выжженная земля

В 1938 году обвинение в убийстве Максима Пешкова (как и самого Горького) было предъявлено Крючкову и бывшему главе НКВД Генриху Ягоде. Ягода признал себя виновным и утверждал, что делал это из «личных соображений» — влюблённости в жену Максима, которая после смерти мужа была некоторое время его любовницей. Ягода и Крючков были расстреляны.

Однако родные Тимоши факт ее отношений с Ягодой отрицают. Дочь Марфа заявляла:

«Все разговоры, что за мамой ухаживал Ягода, просто домыслы. Его посылал сам Сталин. Ему хотелось, чтобы мама о нём хорошо думала, и Ягода должен был её подготовить... Сталин положил на неё глаз ещё тогда, когда впервые привез к нам Светлану. Он всегда приезжал с цветами. Но мама в очередной их разговор на даче твердо сказала „нет“. После этого всех, кто приближался к маме, сажали».


Судя по рассказам родных, неудачное сватовство вождя произошло вскоре после смерти Горького. Сталин воспринял отказ внешне спокойно. Однако несговорчивость вдовы ей потом сильно аукнулась.

Тимоше приписывали связь не только с Ягодой. Ходили слухи, что за ней ухаживал Тухачевский. Её взаимности пытался добиться и Алексей Толстой, автор «Аэлиты» и «Буратино». Но, как рассказывали, Толстому вскоре «объяснили, что этого делать нельзя».

Вячеслав Иванов писал о Тимоше: «Я видел каждого из её мужей (или друзей — не со всеми она успевала расписаться) после Макса. Их всех арестовывали».

Вот как вспоминала те времена Марфа Максимовна: «У мамы страшная судьба. После смерти дедушки она стала собирать материалы и организовывать музей. Во главе музея стал Иван Капитонович Луппол, замечательный человек. Сначала он приходил на обед. Мы с Дарьей ревновали маму к нему, но радовались, что она не будет одна.

Иван Капитонович ухаживал за мамой два года. Они вместе готовили музей, он стал его директором. В конце второго года они вместе уехали на торжества Руставели — в семье все уже понимали, что они будут мужем и женой.

Однако из Грузии мама вернулась одна — Ивана Капитоновича арестовали. Он сидел в Смоленске в одной камере с Николаем Вавиловым. Умер от голода или расстреляли — не знаю...

С тех пор любой мужчина, который приближался к маме, был обречен... Ее саму при этом не трогали, зато вокруг нее оставляли выжженную землю».

Павел Корин , «Портрет Н.А. Пешковой», 1940

Второй жертвой был архитектор Мирон Мержанов. Веселый и жизнерадостный человек очень полюбился девочкам. Но однажды ночью и за ним пришли люди в штатском.

— Надя, умоляю, ни во что плохое не верь. Я всегда был честен, — успел он крикнуть ей на прощанье.

Тимоша заплакала: «Знаю. Это я всем приношу несчастья. Мне нельзя никого в дом приводить. Я — роковая женщина».

В начале пятидесятых в семью Пешковых вошел Владимир Федорович Попов. Еще одна попытка счастья для Тимоши. Он был инженер-строитель, во время войны служил в танковых войсках. Моложе ее на десять лет.

«Очень своеобразный человек, — вспоминает Марфа Максимовна. — С одной стороны, всеобщий любимец, устроитель костров, пикников, любитель больших компаний, поездок на юг. Мама с ним в себя пришла. Но, въехав в дом, он стал разгонять друзей и знакомых, говоря, что они — приживалы. Поссорился с самыми старыми друзьями мамы. При этом он старался соблюдать все ее общественные интересы: добился, чтобы ей дали повышенную пенсию, дачу, вел все переговоры с Союзом писателей. Дарья воспринимала его очень негативно — в общем, маме опять досталось, но она его любила, как никого прежде. Лишь его отношение к женщинам, бесконечные увлечения доставляли ей много горечи. Его арестовали так же, как и всех остальных...»

После этого она сказала: «Больше ни один одинокий мужчина не войдет в мой дом».

...Тимоша прожила до самой смерти в доме на Малой Никитской, где ей оставили три комнаты. Умерла в 1971 году, в возрасте 69 лет. Стало плохо с сердцем. Она приняла лекарство и пошла в дом (дело было на даче в Жуковке, той самой, которую якобы купил для нее Ягода). Прилегла на диван и больше не встала.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: