Казанова - это кто? История Джакомо Казановы. Современное значение слова «казанова

Имя: Джакомо Казанова (Giacomo Casanova)

Возраст: 73 года

Рост: 187

Деятельность: писатель, поэт, дипломат, авантюрист

Семейное положение: не был женат

Джакомо Казанова: биография

Будущий авантюрист родился во времена, когда Венецианскую республику по праву считали «столицей наслаждения»: высшие чины хоть и были консервативных взглядов, но спокойно относились к общественным порокам и развивали туризм. Родной город Казановы в рамках гран-тура посещали молодые аристократы, которых притягивали игорные дома, куртизанки и знаменитый Карнавал. В этой легкой атмосфере и вырос один из самых знаменитых венецианцев 18 века.

Детство и юность

Джакомо Джироламо Казанова появился на свет в Венеции 2 апреля 1725 года. Он был старшим из пяти детей актрисы Дзанетты Фарусси и танцовщика Гаэтано Джузеппе Казановы. Известно, что два брата – Франческо Джузеппе и Джованни Баттиста – стали живописцами, еще один, Гаэтано Алвизо, был священником. Единственная сестра Джакомо Мария Магдалина вышла замуж за придворного музыканта и работала танцовщицей в Дрезденском театре.

Доподлинно известные факты происхождения Джакомо Казановы поставило под сомнение издание Аrmenia.im. В одной из своих статей 2017 года сотрудники провели расследование, в конце которой сделали вывод, что авантюрист – армянин по национальности. Издание сообщает, что армянский род Casanova появился в Венеции в 18 веке, к тому же именно Джакомо разбирался с делом об уклонении армянских купцов от налогов в городе Триест.

Основные доводы издания построены на том, что для общения с торговцами Казанова должен был знать армянский. Историки же уверены, что разговаривать с купцами Джакомо мог и на родном итальянском, а «армянский род» был вовсе не Casanova, а Норатунгян. Каким образом связаны две эти фамилии? Дело в том, что «casa nova» в переводе с итальянского означает то же самое, что и «нор тун» с армянского – новый дом. Более весомых доказательств гипотезы с национальностью нет.

Отец Джакомо умер, когда тому было 8 лет. Мать зарабатывала, гастролируя по Европе, поэтому детство мальчик провел с бабушкой Марцией Балдиссера. Ребенка мучили носовые кровотечения, поэтому на 9 день рождения он оказался в пансионе Падуе для лечения. В одном из своих сочинений позже напишет, что это событие стало неприятным сюрпризом: Джакомо казалось, что от него избавились.

Условия для жизни пансион предоставлял ужасные. Мальчик попросился на попечение к своему первому учителю – аббату Гоцци, который обучал его наукам и музыке. С 1734 по 1737 годы Казанова жил в семье священника. Там он первый раз влюбляется в младшую сестру Гоцци, Беттину.

Казанова был от природы умен, быстро и легко обучался новому. В 12 лет поступил в Падуанский университет, который окончил через 5 лет, получив ученую степень юриста. Как он позже напишет в сочинениях, профессия его не устраивала, а вот попечитель Гоцци надеялся, что Джакомо станет церковным юристом.

Наука, которая интересовала Казанову, - медицина. Юноша желал стать врачом, но судьба решила по-другому. В студенческие годы Джакомо проявил интерес к азартным играм на деньги: быстро оказался в долгах и даже был вызван на беседу к бабушке. Но она не повлияла на пристрастие – любовь к игре у него лишь укоренилась.

Карьера

После окончания учебы он вернулся в родной город и устроился церковным юристом. Внешность его уже на тот момент выделяла юношу из толпы. Черноглазый, с тщательно уложенными волосами, рост 1,87 м – данные позволили ему быстро обзавестись покровителем, венецианским сенатором Алвизо Гаспаро Малипьеро. Тот научил юношу этикету и деловым манерам.

Церковная карьера не складывалась, за долги даже успел побывать в тюрьме. Джакомо решил приобрести патент офицера: заказал у портного невероятный белый мундир с золотыми эполетами, купил длинную саблю. Таким видом красавец хотел сразить жителей города. Но и военная карьера была слишком скучна для авантюриста, а жалование он проигрывал.

Казанова оставляет службу и устраивается скрипачом в театр Сан-Самуэле, где с удовольствием участвовал в скандальных гуляниях и сомнительных развлечениях. Джакомо осознавал пагубность подобной жизни, но не видел иного пути. Пока однажды знание медицины не позволило ему изменить жизнь: он оказался в одной гондоле с сенатором Джованни ди Маттео Брагадину. Чиновнику стало плохо, и Казанова оказал первую помощь.

Сенатор назначил Джакомо своим референтом, пытаясь сделать из него добропорядочного и образованного человека. Но Казанова настолько любил праздный образ жизни и азартные игры, что не мог покончить с ними. Джованни же предупреждал, что такое поведение закончится плохо, и был прав. За злой розыгрыш своего врага, которому Джакомо с компанией подкинули труп, его обвинили в богохульстве и распутстве. Опасаясь тюрьмы, Казанова бежит в Парму.

В 1749 году путешествует по Италии, ведет распутный образ жизни, после чего отправляется в Париж. По дороге он неоднократно придается любовным утехам.

Во Франции прожил два года, выучил язык, но образ его жизни привлек внимание полиции, поэтому Казанова решил уехать в Германию, затем – в Австрию. В итоге он вновь оказывается в Венеции: пьянки и кутежи становятся еще более необузданными.

Джакомо попадает в тюрьму для политических заключенных, его обвинили в преступлении против веры. Однако Казанове удалось сбежать, не без помощи своих покровителей. Авантюрист снова отправляется в Европу. Джакомо решил вести себя более сдержано, представлялся алхимиком, был знаком с и .

Личная жизнь

Первый контакт с противоположным полом у Казановы произошел в 11 лет, в доме учителя Гоцци. Возлюбленной стала младшая сестра священника Беттина. Казанова в мемуарах опишет ее как красивую, веселую и увлеченную чтением. Именно эта девушка разожгла в сердце знаменитого авантюриста чувства, которые станут главной страстью Джакомо. Несмотря на то, что Беттина вышла замуж, Казанова сохранил к ней теплые чувства на всю жизнь.

После первого чувства любовные и интимные отношения Казановы были не обременены серьезностью. В воспоминаниях он писал, что главные делом жизни являлись чувства и наслаждения. Однако Казанова был всегда предусмотрителен, используя «предохранительные колпачки», которые мужчина предварительно проверял, надувая. Обременять себя детьми в его планы не входило.

Идеальная связь, по мнению Джакомо, состояла из четырех этапов: сначала он находил женщину, недовольную любовником, затем избавлял ее от затруднения. Следом он соблазнял даму, заводя мимолетный роман. В финале отношений любовник, теряя интерес к женщине, сводил ее с богатым мужчиной или устраивал замуж. Сам же Джакомо ни разу не был женат официально.

Многие из его похождений описаны в мемуарах. Историки признают, что рассказы полны неточностей, возможно, преувеличены, но канва сюжета реалистична. Именно воспоминания позволяют предположить, сколько было женщин у Казановы – не менее 120, к тому же в нескольких местах мемуаров автор между строк намекает на отношения с мужчинами.

Смерть

В результате финансовой махинации Казанова приобрел шелковую мануфактуру во Франции. Но бизнес его не интересовал: большую часть прибыли он тратил на любовные интриги с подчиненными, превратив их в гарем. И снова долги, и снова он в бегах. Годы странствий не прошли бесследно для Джакомо: после того как у него обнаружили венерическое заболевание, авантюрист вернулся в Венецию.

Связей там уже не осталось, на женщин и игры денег не было. Казанова жил за счет инквизиции – они выплачивали средства за шпионаж. Попросту говоря, собирал сплетни о гражданах, фиксировал их высказывания о власти.

В те годы Казанова начал писать сатирические произведения, которые местные жители растащили на цитаты. За них Джакомо планировали арестовать, поэтому он вновь решается покинуть Венецию.

Последние годы жизни Казанова работал смотрителем библиотеки в замке Дукс, в Чехии. Творчество стало единственной отрадой. Мужчина умер в 73 года, вдали от родины, оставив после себя около 20 произведений, главными из которых являются мемуары «История моей жизни». Более 6 лет он писал воспоминания, так и не успев окончить их: 3500 листов редакторы после ухода Джакомо из жизни разделили на 10 томов.

Образ в культуре

Образ Казановы в культуре является до сих пор актуальным: о нем снимают фильмы, пишут песни – такой известности поспособствовали и оставленные мемуары. Фамилия Джакомо превратилось в нарицательное имя – прозвище «Казанова» обычно дают юношам, которые часто меняют возлюбленных.

О его записках рассуждают персонажи «Дядюшкиного сна» «Казанова Федерико Феллини» удостоился премии «Оскар» за лучшую работу художника по костюмам, а британская газета Guardian назвала фильм «шедевром». Образ дамского угодника примерил .

В 1987 году роль Казановы исполнил , а в 2005-ом вышел сериал, в котором Джакомо играли сразу 2 актера: изобразил молодого героя, Питер О’Тул - авантюриста в старости. Современный зритель сразу вспомнит и фильм Лассе Халльстрёма «Казанова», который вышел в 2005 году. Главную роль в ленте исполнил .

Образ Джакомо появлялся и в музыкальных композициях, к примеру, «Casanova» для виолончели и духового оркестра голландского автора Йохана де Мея получила первое место на международном конкурсе композиторов в 1999 году. Ну а каждому россиянину знакомы строки зажигательного хита , посвященного Казанове:

«Я - одинокий бродяга любви Казанова!»

Фильмы

• 1927 – «Казанова»
• 1943 – «Мюнхгаузен»
• 1948 – «Таинственный кавалер»
• 1969 – «Детство, призвание и первые опыты Джакомо Казанова, венецианца»
• 1976 – «Казанова Федерико Феллини
• 1981 – «Казанова»
• 1982 – «Новый мир»
• 2006 – «Знаки любви»
• 1987 – «Казанова»
• 1992 – «Возвращение Казановы»
• 2002 – «Юные годы Казановы»
• 2005 – «Казанова»

Цитаты

«Быть женщиной – значит уметь убегать так, чтобы наверняка поймали…»

«Говорят, старость делает человека мудрым: не понимаю, как можно любить следствие, если причина его отвратительна».

«В наше счастливое время проститутки совсем не нужны, так как порядочные женщины охотно идут навстречу всем вашим желаниям».

«Женщине столько лет, на сколько она выглядит».

«Смеяться - законное право тех, кто знает, как всё было на самом деле».

«У неопытных девушек можно многому научиться».

«Что такое любовь? Это род безумия, над которым разум не имеет власти. Это болезнь, которой человек подвержен во всяком возрасте и которая неизлечима».

«Я не покоряю женщину, а подчиняюсь ей».

«… человек, изучающий себя внимательно, найдет лишь слабость в себе самом».

Почему-то так сложилось, что мы думаем о Казанове и Дон Жуане как о двух сапогах одной пары, двух легендарных соблазнителях. И только чуть более осведомленный читатель вспомнит, что испанец — персонаж литературный, породивший о себе мифы. А Казанова — реальная историческая личность, венецианский авантюрист XVIII века, автор многотомных мемуаров. Но можно ли верить воспоминаниям? И почему по сей день они имеют такой успех у читателей, не оставляя никого равнодушным? Объяснить это не так-то просто. Хотя кажется, что совсем легко…

«История моей жизни»: события и даты
2 апреля 1725 г. В семье венецианских актеров рождается сын Джакомо Джироламо Казанова. Поскольку мать пребывает в постоянных разъездах, его воспитанием занимается бабушка
1734—1739 гг. После смерти отца мальчика отправляют в Падую: учеба в пансионе, затем — в Падуанском университете
1739—1744 гг. Вернувшись в Венецию, аббат Казанова читает свои первые проповеди и получает степень доктора права, что не мешает ему, сдружившись с сенатором Малипьеро, развлекаться и одерживать первые победы на любовном фронте
1744—1745 гг. Казанова отправляется на остров Корфу в чине лейтенанта венецианского флота
1745 г. Вернувшись в Венецию, он испытывает материальные затруднения и готов за нищенское жалованье подрабатывать скрипачом в Театре Сан-Самуэле
1746 г. Случайно столкнувшись с сенатором Брагадином и оказав ему во время приступа медицинскую помощь, Казанова становится его «приемным сыном». Он богат и может вести веселую и беспечную жизнь
1747—1749 гг. Будучи обвинен в богохульстве и насилии, Казанова уезжает из Венеции и странствует по Италии. Тогда же он встречает Генриетту — одну из самых загадочных своих возлюбленных
1750 г. После поступления в масонскую ложу в Лионе попадает в Париж
1752 г. Путешествие по Германии
1753—1754 гг. Возвращение в Венецию. Любовные приключения с К.К. и М.М. из монастыря Мурано
1755—1756 гг. Арест и заключение в тюрьму Пьомби
1756—1759 гг. Побег из Пьомби. Казанова вновь в Париже, затем в Голландии
1760—1762 гг. Путешествие по Германии и Швейцарии (встреча с Вольтером), странствия по Италии и Европе
1763—1764 гг. Англия. Неудачный эпизод с Шарпийон, вдохновивший Пьера Луиса на новеллу «Женщина и паяц», экранизированную Луисом Бунюэлем (фильм «Этот смутный объект желания»)
1764—1765 гг. Путешествие в Россию
1766—1768 гг. Путешествие по Польше (дуэль с графом Браницким) и бегство, скитания по Германии, путешествие по Испании
1769—1774 гг. Скитания по Италии в ожидании помилования и возможности вернуться в Венецию

На этом месте обрывается «История моей жизни»; дальнейшее известно нам «от биографов»

1774—1775 гг. Возвращение в Венецию: Казанова становится платным осведомителем инквизиции, однако уже в 1783 году из-за написанного им памфлета вновь попадает в опалу
1784 г. По приглашению графа Вальдштейна становится библиотекарем в замке Дукс, Богемия (нынешняя территория Чехии). Следует череда однообразных дней, проводимых в ссорах с прислугой. Единственной отрадой служит написание мемуаров, к которым он приступает в конце 1780-х
1798 г. В замке Дукс со словами «Я жил как философ и умираю как христианин» заканчивает свою земную жизнь Дж. Казанова. Мемуары достаются его племяннику Карло Анджолини (сыну его брата Франческо, знаменитого художника-баталиста)
1820-е гг. Наследники продают мемуары издательству Брокгауз. Так начинается новая жизнь Казановы

В 1820 году на стол лейпцигскому издателю Фридриху-Арнольду Брокгаузу легла французская рукопись. Она принадлежала перу некоего итальянца по имени Джакомо Казанова, скончавшегося в 1798 году, библиотекаря в замке Дукс (Богемия), и представляла собой подробное описание его жизни.

Оказавшись по делам в Дрездене, Брокгауз показал рукопись своим друзьям — писателям-романтикам. Людвигу Тику и Фридриху Шеллингу жизнеописание понравилось очень. Авантюрист, путешествующий по Европе, влюбляющийся на каждом шагу, меняющий профессии… В XIX веке этот прекрасно-ужасный образ казался уже недостижимым и оттого еще более привлекательным идеалом. Услыхав восторженные отзывы, издатель немедленно заказал перевод на немецкий язык.

Успех превзошел все ожидания. О мемуарах заговорили по всей Европе. И вскоре Брокгауз выпустил книгу на языке оригинала. Когда сочинение Казановы стало общедоступным, то начались долгоиграющие споры. Одни читатели и, разумеется, критики негодовали потому, что «несомненно, в истории литературы встречались произведения столь же безнравственные, но ни одно из них не является более постыдным для автора, чем это: ибо здесь рассказчик и герой — одно лицо, которое не может заявить, как Марциал: «Пусть непристойны стихи, жизнь безупречна моя» (профессор Алессандро д’Анкона). Другие, более чуткие литературные знатоки — а их было много, — восхищались безудержно. Альфреду де Мюссе «лучший из авантюристов» казался бунтарем, не желающим подчиниться каким бы то ни было условностям и выбирающим стиль поведения лишь сообразно собственным представлениям, не говоря о желаниях.

После смерти реального Казановы прошло чуть более двадцати лет, и о нем уже мало кто помнил, даже в родном его городе. Так, поэт Уго Фосколо посчитал вышедшие в свет записки апокрифом, а Казанову — лицом вымышленным, при том, что знал Венецию, жил в ней и был знаком с ее историей. В середине же XIX века во Франции совершенно серьезно распространилась версия, что автор книги — Стендаль, чей стиль будто бы ощущался в каждой ее фразе.

Впрочем, тогда же «казусом» заинтересовались профессиональные историки и филологи. Вопрос об авторстве, к счастью, был закрыт довольно скоро и без бесконечных дискуссий, о каковых съязвил позже Марк Твен («произведения Шекспира на самом деле написаны не им, а неизвестным однофамильцем»). В существовании исторического Казановы сомневаться перестали. Однако повис в воздухе вопрос о достоверности его мемуаров. Его и пришлось разрешать так называемым казановистам — поклонникам авантюриста, сгруппировавшимся к началу ХХ века вокруг специального журнала. Прочитав мемуары своего кумира, как шифрованный текст, они повели себя настоящими детективами: месяцами сидели в архивах, пытаясь установить личность очередной Неизвестной (Казанова зачастую галантно изменял или сокращал до инициалов имена своих возлюбленных) или выяснить подлинный адрес каждого из бесчисленных свиданий. При этом не отдавали себе отчета в том, что стремятся доказать искренность человека, который в собственных мемуарах выставил себя профессиональным шарлатаном, а порой и шулером. И началась цепная реакция: вслед за поклонниками Казановы в архивы погрузились и их оппоненты, но с противоположной целью — доказать, что великий распутник был к тому же ничтожным обманщиком.

Очень быстро стало ясно: многие, причем самые невероятные истории, описанные в мемуарах, несомненно, реальны (мелкие неточности или расхождения лишь усиливали общее впечатление достоверности).

Соблазн пройтись по следам знаменитого авантюриста, заглянуть в дома его свиданий не изжит до наших дней.

В северной Венеции
Кого только не заносило в Россию ветром приключений в XVIII веке. Казанова попал сюда уже на закате своей авантюрной карьеры. Итальянец прибыл в Петербург морозным утром 21 декабря 1764 года, в самый короткий день русской зимы. Впоследствии он уверял своего читателя, что ночь в этом климате может длиться «18 часов 45 минут».

Первое, что поразило его в Петербурге — необычайная дешевизна (спустя 30 лет автор мемуаров вздыхал, что те времена давно прошли, и северная столица стала дороже Лондона). Второе — что из иностранных языков в ходу в основном немецкий. Не успел Казанова въехать в свои комнаты на Миллионной, как получил приглашение на трехдневный бал-маскарад при дворе, откуда вернулся в прекрасном расположении духа. Если и не все владели французским, то кадриль на французский манер дамы танцевали «безукоризненно». К тому же он встретил там старых парижских знакомых. А вскоре выяснилось, что первое впечатление было ошибочным: иные придворные прекрасно говорили на языке Ронсара, и заезжий ловелас быстро с ними сошелся. Среди своих знакомых он упоминает Нарышкина, Елагина, Панина и Екатерину Дашкову.

В петербургской элите он отмечает повальное вольтерьянство. «Все его читают, все носят томик Вольтера в кармане и никого, кроме него, не цитируют. И не дай Бог, чтобы кто-то позволил себе посмеяться над ним...» Такое отношение раздражало Казанову. «Они считают, что, прочтя Вольтера, станут такими же мудрыми, как и их кумир. Но если бы они читали те книги, из которых Вольтер сам когда-то почерпнул знания, это принесло бы им намного больше пользы», — ворчливо замечает он. Как азартный человек и авантюрист, Казанова любил ставить все на карту. При этом он умел проигрывать и ценил это качество в других людях. Увидев, как некий князь, проиграв на слово 1 000 рублей, сохранил невозмутимость, венецианец выразил свое восхищение. Ему, смеясь, ответили: «Да ваш благородный князь вовсе и не думает платить». «Но разве он не обесчестит себя этим?» — изумился гость. «Здесь это не считается постыдным. Есть негласное правило, что тот, кто проигрывает на слово, платит лишь по желанию. Но он волен и не платить. Напротив, требовать уплаты выигрыша считается дурным тоном». Более того, продолжал собеседник, есть немало дворян, которые кичатся тем, что прекрасно выучились шулерству, и даже отправляются в Европу на заработки. Подобная откровенность смутила даже Казанову. В России он практически не играл. Впрочем, в тот момент он как раз был при деньгах. Как и все европейцы, заброшенные волей судеб в нашу страну, Казанова задумывался над происходящим в государстве. Однако, в отличие от старого брюзги Кюстина, он предпочитал не критиковать, а красочно описывать. Например, как однажды, переезжая через полуразвалившийся деревянный мост и выразив недовольство, услышал от русского спутника, что по случаю торжества, когда по мосту будет проезжать императрица, его выстроят из камня. Поскольку до празднования оставалось менее трех недель, Казанова усомнился. Собеседник же сурово сказал, что никаких сомнений быть не может, так как уже издан соответствующий указ. Самое интересное, пишет Казанова, что хотя мост, конечно, и не был выстроен, а все же императрица и в самом деле оказалась «всегда права»: за несколько дней до праздника она издала второй указ, перенося им строительство на следующий год. Наконец, его поразили бани. И даже не то, что мужчины и женщины мылись в них вместе. А то, что никто при этом не обращал друг на друга ни малейшего внимания.

Конечно, Казанова не был бы Казановой, если бы его пребывание в России сводилось лишь к списку «ума холодных наблюдений». Не обошлось и без любовных приключений: в России он приобрел хорошенькую крестьянку. Сам факт приобретения крепостной (уже изжитое в Европе варварское право!) был для него экзотикой: и не случайно он дал ей экзотическое имя Заира (так звали в трагедии Вольтера прекрасную рабу султана). Поначалу очень довольный своей красавицей, итальянец жалел об одном: они не могли разговаривать, а в женщинах, как и в мужчинах, автор «Истории моей жизни» ценил прежде всего собеседника. («Позволив своему возлюбленному насладиться своими прелестями, недалекой красавице больше нечего ему предложить. Напротив, наделенная тонким умом дурнушка может так влюбить в себя мужчину, что он достигнет с ней предела всех своих мечтаний».) Но Заира скоро выучилась венецианскому наречию. «Если бы не ее проклятая ревность и не ее мания гадать на картах (для Заиры это был способ узнать о неверности и устроить сцену), я бы ее никогда не бросил», — уверял впоследствии наш герой. Влюбившись перед отъездом в актрису-француженку, он перепоручил Заиру престарелому архитектору Ринальди (строителю Мраморного дворца в Петербурге).

Вероятно, общение с любившей гадать на картах Заирой способствовало его выводу о том, что «из всех христиан русский народ — самый суеверный». Особое мнение он составил и о Николае-угоднике, через которого русские «общаются с Богом»: «в углу каждой комнаты — непременно иконка, и входя, вы сначала кланяетесь ему, а уж потом хозяину. Если же вдруг иконки нет, то русский, обежав глазами всю комнату, останавливается в недоумении и совершенно теряется». В середине лета 1764 года по совету друзей Казанова, на которого белые ночи «навевали тоску», отправляется в Москву. «Нельзя сказать, что вы были в России, если вы не были в Москве, или что вы знаете русских, если общались только с петербуржцами: при дворе они ведут себя совсем не так, как в обычной жизни. Вообще петербуржцы мало отличаются от иностранцев. И московские жители, особенно из богатых, сочувствуют всем тем, кто по своему положению, ради выгоды или из честолюбия отправляются «на чужбину», ибо родина их — Москва, и Петербург не может их не испортить».

От Москвы у Казановы лубочно-традиционные впечатления. Оглушающий звон колоколов, обилие церквей, традиционное московское гостеприимство. Кроме того, он находит, что женщины красивее и менее холодны, и для всех них единственно непростительным грехом является скупость. Вернувшись вновь в Петербург, он начинает подумывать об отъезде. Однако знакомые уверяют его, что нельзя ехать, не встретившись с императрицей. По совету Панина ранним утром Казанова отправляется на прогулку в Летний сад. Прохаживаясь между «плохими статуями из неважного камня», среди которых были и Сапфо в обличье бородатого старика, и Авиценна в виде нелепой старушки, венецианец действительно повстречал Екатерину. «Я надеюсь, что не все увиденное здесь показалось вам столь же нелепым, как эти статуи». Казанова дипломатично ответил, что все русские нелепости — ничто по сравнению с тем, что достойно восхищения в этой стране, и «без труда» проговорил об этом целый час, а затем предложил императрице проект реформы календаря.

Несмотря на все старания, Казанове так и не удалось обрести свое место в северной Венеции. Впрочем, он признавался, что и сам толком не знал, чего хотел, приезжая сюда, и на какую роль мог претендовать. Он пробовал устроиться на службу к императрице, подавал ряд проектов, но все безуспешно. «В России в почете лишь те, кто был приглашен. Тех же, кто прибыл сюда по своей воле, не уважают».

«Явки» венецианца

Мемуары начинаются с рождения Казановы — начнем с этого и мы. В венецианском районе Сан-Самуэле, на доме № 3082 по узкой улице Ка Малипьеро (ранее — улица Комедии), можно прочесть: здесь «4 апреля 1725 года родился Джакомо Казанова». Триста лет назад, как и сейчас, Сан-Самуэле был скромным, непримечательным местом, где, однако, располагался один из трех главных городских театров (теперь на его месте — школа). Для его труппы писал живший по соседству Карло Гольдони, а на сцене выступали родители Джакомо — Гаэтано и Дзанетта Казанова («прекрасной и весьма талантливой» назовет ее в своих воспоминаниях знаменитый автор «Трактирщицы» и «Слуги двух господ»). Поскольку «весьма талантливая» актриса часто пребывала в разъездах, воспитанием мальчика занималась бабушка, Марция Фарусси.

Крупный план 1
Памятная табличка установлена на 3082-м доме сравнительно недавно. Правда, с тех пор выяснилось, что родился Казанова вовсе не там, а в расположенном неподалеку доме бабушки, где и прожил до 1728 года. Адрес достопримечательности решено не менять, чтобы не путать туристов.

На первых порах жизнь Казановы так или иначе соприкасалась с церковью Святого Самуила. Там он был крещен и там же, отучившись в Падуе и получив сан аббата, прочитал свою первую проповедь (после нее, по его словам, среди пожертвований прихожанок обнаружилось множество любовных записок). На площадь перед хмурым фасадом давно закрытого храма выходит и палаццо, где проживал почтенный сенатор Малипьеро. С последним будущий мемуарист быстро сошелся и вскоре поссорился из-за ухаживания за его воспитанницей.

Мать Казановы хотела, чтобы он продолжал изучать церковное право. Сын испытывал к нему непреодолимое отвращение. В то время его больше привлекали медицина, естественные науки и философия. Позже он серьезно увлекся математикой и даже надеялся сделать важные открытия в этой дисциплине. Но времени, наверное, не нашел. Непостоянство — главное свойство его натуры. Наш герой все время в движении — постоянно меняет места пребывания, роды занятий, возлюбленных. Он стремится оставаться совершенно открытым для еще не реализованных желаний. Неутомимое любопытство — его сила и уязвимость.

Крупный план 2
До того, как о Казанове принялись спорить комментаторы, о нем еще при жизни сплетничали друзья и враги. Так, Пьетро Кьяри вывел его в одной из своих многочисленных комедий: «у него на устах одни только Париж да Лондон», «всегда начищен, как Нарцисс, напыщен и надут, как павлин, и постоянно в движении, как ветряная мельница, он постоянно повсюду вторгался, любезничая со всеми… Со скупцом он ведет себя как алхимик, с красавицами — как поэт, с сильным мира сего — как политик — но с точки зрения человека здравомыслящего, он просто смешон».

Вернувшись из первых поездок (Италия, Корфу, Стамбул), сменив сутану на военный мундир, но вскоре расставшись и с ним, Казанова возвращается в свой старый район. Отец его давно умер, мать выступает при саксонском дворе в Дрездене, и судьба юноши, казалось, тоже будет связана со сценой: теперь он сам подрабатывает скрипачом в театре Сан-Самуэле.

Однако в апреле 1746 года возле палаццо Соранцо (на площади Сан-Поло) он случайно встречает сенатора Брагадина, помогает ему добраться до дома после внезапного сердечного приступа, а попав таким образом в этот самый дом, производит на знатного синьора неизгладимое впечатление познаниями в каббалистике. Благодарный Брагадин селит спасителя в своем роскошном палаццо (возле Риальто), назначает ренту, окружает заботой почти отцовской. И вновь начинается полоса беспечных гуляний и кратких романов…

Крупный план 3
В ХХ веке были найдены и опубликованы письма женщин к венецианцу («Казанову считали лжецом — а он едва ли сказал всю правду!» — воскликнул, прочтя их, казановист Арман Баше). При том, что среди пишущих лишь несколько имен, упоминаемых в мемуарах, их общий настрой подтверждает картину дружески-любовных отношений, представленную адресатом.

Например, с юной монахиней М.М… С ней прямо от памятника кондотьеру Бартоломео Коллеони (который и сегодня вы наверняка увидите во время прогулок по Венеции) Казанова часто отправлялся в маленькую квартирку у площади Сан-Марко (укромные «уголки» в центре — так называемые «казино» — были тогда в моде у аристократов, считавших просторные дворцовые залы слишком неуютными для интимных тет-а-тет). А если заедете на остров Мурано, найдите ту монастырскую калитку, из которой тайком выскальзывала, отправляясь на эти свидания, М.М. В начале ХХ века здесь всегда можно было встретить застывшего от умиления исследователя — монастырь служил классическим местом «паломничества» казановистов.

Крупный план 4
Прилично одетые господа, сентиментально предающиеся воспоминаниям, вызывали недоумение у местного населения: «Когда в 1919-м я вернулся с войны, один человек приезжал и долго смотрел на эту калитку. Не знаю, что он нашел в ней: красивой ее не назовешь. Этот синьор утверждал, что она связана с неким Казановой. Может, он жил при монастыре?» — рассказывал в 1950-х годах местный садовник историку Пьеру Грюэ.

Как и сейчас, центром венецианской жизни в XVIII веке служила просторная площадь Святого Марка. По ней с утра до вечера без особой цели фланировали взад-вперед, от одноименной базилики до церквушки на противоположной стороне (на ее месте при Наполеоне была возведена сплошная аркада). А нагулявшись, оседали в бесчисленных кафе (одно из них — «Триумф Венеции» — дожило до наших дней под именем «Флориан»). С главной площадью города связан и центральный эпизод мемуаров — знаменитый побег Казановы из Пьомби, тюрьмы, расположенной непосредственно под свинцовой крышей Дворца дожей, отчего зимой в ней стоял невыносимый холод, а летом — нестерпимая духота. Сюда, по приговору коллегии инквизиторов, был доставлен неутомимый любовник летом 1746 года.

Крупный план 5
До сих пор неясно, почему он там оказался. Сам Казанова связывает свой арест с доносами осведомителя, некоего Мануцци, — стоит ли говорить, что казановисты обнаружили и эти доносы. Там упоминалось об общении нашего героя с иностранцами (хотя по законам Венецианской республики общаться с ними запрещалось только патрициям, доверия к обвиняемому это, безусловно, не добавляло), богохульстве, занятиях магией, о распутстве, чтении запрещенных изданий, а также о жалобах некой аристократки на то, что молодой человек развращает ее сыновей, давая им читать безбожные книги (а именно — сочинения Вольтера и Руссо). Не забыл доносчик упомянуть и о принадлежности Казановы к масонской ложе.

Самого судебного дела найти так и не удалось, возможно, никакого формального следствия и не было. В те времена, если в деле «маячили» громкие имена, его, естественно, старались скорее замять. Зато «всплыл» приговор, согласно которому авантюрист осуждался на 5 лет. Кстати, самому Джакомо этот вердикт оставался неизвестен до конца его дней. Знай он о нем в тюрьме, то, наверное, и не стал бы рисковать жизнью, совершая побег после полутора лет заточения.

Описание побега, пожалуй, самый яркий эпизод мемуаров, в котором автору удается держать читателя в напряжении от начала и до конца: не скупясь на красочные детали, Казанова повествует о том, как накануне готового побега неожиданно был переведен в другую камеру, как он стал планировать новый побег вместе с заключенным по соседству монахом, как передавал ему самодельные инструменты в толстом томе Библии, как выбрал правильную ночь для побега, гадая на томике любимого Ариосто, затем чуть не упал, ползком пробираясь по крутому склону крыши Дворца, а спустившись в одно из помещений, от эмоционального перевозбуждения упал, заснул, но вовремя проснулся, переоделся и, наконец, был выпущен на волю привратником, принявшим его за случайно запертого посетителя.

Сейчас, кстати, любой турист может заказать во Дворце дожей специальную экскурсию от камеры Казановы по маршруту, которым 1 ноября 1756 года он выбрался сначала на крышу (на нее саму, правда, не пускают), а затем на свободу.

Крупный план 6
Ходит легенда, что по этой крыше в конце XIX столетия ползал, рискуя жизнью, все тот же профессор Анкона, — он очень хотел проверить достоверность рассказа старика Джакомо. До сей поры детали побега (столь красочные в описании автора) по-прежнему вызывают сомнения и разногласия. Одно из самых интересных свидетельств в пользу его достоверности — счета от плотника и слесаря, датированные 2 ноября 1756 года. Указанный объем ремонтных работ и материалов поразительно точно соответствует ущербу, который причинил (по его собственному описанию) беглец.

И пусть скептики полагают, что дело не обошлось без подкупа тюремщиков — даже десятой доли того, что рассказано в мемуарах, достаточно, чтобы признать венецианца героем. «Признаюсь, я горд, что бежал. Но гордость моя происходит не оттого, что мне удалось это сделать — здесь большая доля везения, но оттого, что почел это осуществимым и имел мужество привести свой замысел в исполнение».

Чудесное освобождение из Пьомби — последний венецианский эпизод в мемуарах. За ним следует длиннейшая череда путешествий и встреч: Париж — Женева — Берлин — Петербург; Вольтер — Фридрих II — Екатерина II… И чем старше становится наш авантюрист (сам он определяет рубеж старости 38 годами — временем своего первого серьезного поражения на любовном фронте), тем больше путешествия его напоминают скитания, тем чаще приходится ему платить за любовь. «Если б я женился на женщине, способной направить и подчинить меня так, чтобы я сам не заметил своего подчинения, то я бы позаботился о своем состоянии, имел бы детей и не был бы сейчас таким одиноким и неимущим»…

Если начинал Джакомо свою биографию в соответствии с максимой, вобравшей склонности и заветы XVIII века («время, проведенное в наслаждении, никак нельзя считать потерянным»), то теперь, когда этот век подходит к концу, он «вынужден осознать, что зря растратил все свое время — иначе говоря, зря прожил жизнь».

Вторая жизнь в России
C момента выхода в свет мемуаров Казанове везло с читателями — в том числе и в России. И пусть здесь не было открытого восхищения авантюристом, как среди европейских романтиков (Делакруа или Жорж Санд), зато эти «оригинальные», по его выражению, «записки» почитывал во французском издании сам Александр Сергеевич. В 1830-е годы в его кругу было принято обсуждать произведения знаменитых мемуаристов, и можно предположить, что воспоминания Казановы пользовались успехом у петербуржцев.

В 1861 году в журнале «Время» был впервые опубликован на русском языке фрагмент его жизнеописания со вступительным словом издателя — Ф.М. Достоевского. Времена стояли суровые, и потому предисловие носит оправдательный характер: всячески подчеркивается, что мемуары — не просто легкое чтиво, а энциклопедия XVIII века. Затем следует история побега Казановы из Пьомби — единственный эпизод во всей книге, лишенный тех «эксцентричностей», которые могли «оскорбить нравственность» тогдашнего читателя.

Еще более разочаровать этого читателя могло издание 1884 года, где после многообещающего предисловия, клеймившего Казанову как немыслимого развратника, следовала подборка его страноведческих зарисовок, в которых женщины не упоминались вовсе. Похоже, издатель просто издевался в предисловии, когда, кратко излагая биографию авантюриста, то и дело упоминал о каком-нибудь «самом невозможном приключении, рассказанном очень подробно в «Мемуарах», но о котором, увы, он вынужден был «из скромности умолчать». Как известно, жесткая цензура повышает спрос на самиздат, и если в официальных изданиях эротические описания выхолащивались, то в неофициальных, напротив, упор делался именно на них. К началу ХХ века на русском языке циркулировал странный апокриф, представлявший собой вольно переписанные мемуары. Дабы не обрывать их на полуслове, неизвестный редактор этой версии придумал эффектную концовку: Казанова погибает в кораблекрушении, однако железный (!) ящик с его мемуарами пристает к берегу — на радость будущим поклонникам и поклонницам.

И лишь к 1910-м годам на волне увлечения Венецией и XVIII веком пробил наконец час Казановы (тогда же выходит книга Павла Муратова «Образы Италии», где венецианцу отводится целая глава). Его книга становится настолько востребованной, что ее даже выпускают тоненькими ежемесячными брошюрами. Кульминация тогдашней славы мемуариста совпала с появлением драматических произведений Марины Цветаевой («Феникс», «Приключения Казановы», 1918—1919), посвященных последним годам жизни героя. Чуть позже, в дневнике 1923 года, Цветаева признается: «Замысел моей жизни был: быть любимой 17-ти лет Казановой (чужим!) — брошенной и растить от него прекрасного сына...» Тому, что тогда соблазнителем увлекалось много молоденьких девушек, есть еще одно свидетельство. В своих мемуарах Лиля Брик упоминает юную особу, в те годы «влюбленную в Казанову и мечтающую попасть в ад для того, чтоб с ним там встретиться».

В Европе пик популярности Казановы приходится на 1920-е годы, в постреволюционной же России, напротив, интерес к праздному вольнодумцу резко спадает. Пожалуй, единственное упоминание о нем в сталинское время — статья в БСЭ (1931 год), в которой автор, цитируя «Капитал», объявляет авантюриста «побочным продуктом буржуазного общества», а многочисленные любовные связи объясняет «социальной выгодой» и «жаждой наживы». Впрочем, «сексуальная психология продолжает интересоваться Казановой как своеобразным биологическим типом», — заключает автор статью.

В 1991 году, на волне книжного «беспредела» постперестроечной поры, появилось сразу несколько изданий мемуаров (среди них лучшее — под редакцией А.Ф. Строева). А в 2005 году том, посвященный Казанове, вышел в серии ЖЗЛ. Признание авантюриста как выдающейся личности состоялось.

Между литературой и жизнью

История жизни Казановы резко обрывается на пребывании в Триесте (1774 год), откуда он собирается вернуться в родной город после восемнадцатилетних скитаний. Есть версия, что продолжение существовало (на рукописи значилось: «История моей жизни до 1797 года»), однако найти его нигде не удалось. Вероятно, автор просто не успел завершить задуманное: он сел за мемуары в 1791 году — за семь лет до смерти, и при том, что писал порой по двенадцать часов в сутки, ему не хватало времени. Возможно также, что он и вовсе не захотел сочинять дальше: приятно вспоминать безумства юности, а поздние годы (о них известно из активной почтовой переписки Казановы) были таковы, что хотелось скорее забыть.

Возвращение в Венецию, которого он так ждал, не принесло ему счастья. Он вновь менял занятия: пробовал переводить Гомера, издавал литературный ежемесячник, выступал в качестве театрального импресарио — все без особого успеха. Зато неплохо «пошло» еще одно «новое» дело — работа осведомителем инквизиции.

Крупный план 7
Сохранились и ныне опубликованы доносы Казановы. Как обычно, комментаторы делятся в их связи на его защитников и противников. Первые указывают на бессодержательность и безобидность этих сообщений (закрытие одного театра — самое серьезное их последствие). Вторые не без злорадства указывают, что именно по вине своего «коллеги», Мануцци, Казанова некогда попал в Пьомби, — и охотно язвил в мемуарах на его счет, умалчивая о своих подобных же грехах. И уж совсем по-фарисейски смотрятся жалобы новоиспеченного осведомителя на граждан, читающих «нечестивые книги» Вольтера, или его возмущение тем, что студенты Академии художеств рисуют обнаженных натурщиц!..

Однако вскоре из-за написанного в минуту раздражения памфлета, оскорблявшего честь одного престарелого патриция из древнего рода Гримани намеком на то, что патриций является отцом Казановы (такие слухи и в самом деле ходили), «незаконный сын» вновь покидает отечество, теперь уже — навсегда. «То ли я не создан для Венеции, то ли она для меня, то ли мы оба друг для друга», — прокомментирует он это событие. Последние годы, как уже говорилось, ему придется провести на скромной должности библиотекаря у графа Вальдштейна, в замке Дукс (нынешний Духцов в Чехии).

В те годы «авантюристу в отставке» кажется, что жизнь совершенно кончена, но именно здесь, в непривычной для него глуши, он начинает трудиться над своими, как оказалось, бессмертными мемуарами. «Если бы граф Вальдштейн взял с собой доброго Джакомо в Париж или Вену, хорошо бы его кормил и дал бы ему почуять женскую плоть, — уверял впоследствии Стефан Цвейг, — эти веселые рассказы были бы преподнесены за шоколадом и шербетом и никогда не были бы запечатлены на бумаге».

Этого, к счастью, не случилось. Записки кочуют по библиотечным полкам (их можно найти то в разделе итальянской литературы, то французской), ученые посвящают Казанове все более изощренные труды «по специализациям»: магия, медицина, финансы и даже кулинария. Поклонники по-прежнему продолжают отслеживать маршрут своего кумира (недавно немец Пабло Гюнтер проехал 36 000 км по его стопам) и охотиться за архивными материалами. А в журнале «Вестник казановистов» (Interme’ diaire des Casanovistes) можно прочесть, например, о том, что где-то отлита медаль с изображением автора «Истории» или что мэр Монпелье присвоил имя Казановы одной из городских улиц.

В последнее время все чаще вспоминают о том, что Казанова был в первую очередь литератором. Его писательская деятельность осталась за рамками мемуаров: закон авантюрного жанра, позволявший хвастаться любовными приключениями, не позволял ссылаться на собственные художественные опусы (так же, как, допуская рассказы о шулерстве, этот закон заставлял умалчивать о серьезных связях с масонством). А между тем еще до появления мемуаров из-под пера плодовитого автора вышел целый ряд сатир и комедий, переводов и исторических трудов, сценических рецензий и ученых трактатов, а также длинный и феноменально скучный роман-утопия «Икозамерон».

В связи с этим вопрос о достоверности знаменитых мемуаров теряет, в сущности, актуальность. Если Казанова — писатель, а не хроникер, то так ли важна правда? И стоит ли удивляться, что между его записками и сочинениями современников (от Прево до Ричардсона) находится немало общего? Особенно это касается трех самых «романных» глав мемуаров — о таинственной француженке Генриетте, которую Казанова встретил путешествующей инкогнито под видом мужчины, о той же монахине М.М., венецианской аристократке, любовнице кардинала де Берни и самого рассказчика, а также о некоей Шарпийон, лондонской кокетке, чуть не доведшей его до самоубийства.

Кроме того, даже если некое описанное событие достоверно, то это еще не значит, что автор и в самом деле был его участником или хотя бы свидетелем. О многих из описываемых событий он мог знать и понаслышке. А если архивные исследования подтверждают, что Казанова, а также упоминаемые им третьи лица в указанное время находились в указанном месте, то сами разговоры и сцены легко было и приукрасить в свою пользу (в общении с великими людьми эпохи венецианец всегда выглядит интереснее этих людей!).

Можно ли с уверенностью говорить об участии французского посланника де Берни в постельной карусели с муранскими монахинями лишь потому, что сохранились свидетельства о его распущенности? Вряд ли. Еще труднее исследовать «донжуанский» список самого венецианца. «Он до того правдив, что не стесняется на себя наговаривать», — писал Мюссе. С другой стороны, не стоит забывать о тщеславии и гордости (эти черты нашему герою приписывают все современники). Разумнее всего поверить мемуаристу-писателю на слово. «В том, что Казанова-авантюрист был искусным лжецом, сомнений нет, а лгал ли за письменным столом престарелый библиотекарь — вот что, напротив, не имеет никакого значения» (французский литератор Фелисьен Марсо).

Издательская авантюра
«История моей жизни» была написана итальянцем по-французски. Однако ее первыми читателями стали немцы. Лишь несколько лет спустя (в 1826-м) владелец рукописи Ф.-А. Брокгауз принял решение о французском издании, отдав рукопись на переработку дрезденскому профессору Жану Лафоргу. Тот же не просто поправил язык, вольно приспособив его к вкусам и потребностям эпохи, но и совершенно изменил ряд важнейших пассажей. Например, в сцене диалога с Вольтером он вложил в уста венецианца похвалу красноречию французов. Кроме того, будучи сторонником революции и антиклерикалом, профессор с удивительной непосредственностью переписал все, что выдавало в Казанове человека прежнего уклада. До сих пор остается загадкой, почему, несмотря на старания поклонников и исследователей, на протяжении целых 140 лет французский оригинал рукописи оставался запертым в сейфе лейпцигского издательства, чудом уцелев в двух мировых войнах. Известный итальянский литературовед Бенедетто Кроче вспоминал, что когда в канун нового, 1945, года прогуливался по вечернему Неаполю с философом Сальваторе ди Джакомо, тот мечтательно заметил: «Хорошо, если бы одним из пунктов мирного договора с Германией стала экстрадиция рукописи»…

Однако решение о ее издании было принято лишь двадцать лет спустя: в начале 1960-х вышел толстенный трехтомник, снабженный подробными комментариями и в точности — вплоть до случайных итальянизмов — воспроизводящий оригинальный текст.

Герой на все времена

Как получилось, что из всех знаменитых итальянцев никто, включая Данте, Макиавелли, Леонардо или Галилея, не удостаивался равного Казанове восторга и внимания со стороны читателей, ученых и обывателей?

Его мемуары — это книга-протей. Каждая эпоха находила в ней что-то свое, мечтательное или сокровенно-интимное. В 1820-е Казанову любили за то, что он выдающийся авантюрист, готовый будни превратить в праздник. Ближе к концу века, с ужесточением цензуры, он стал восприниматься прежде всего как завсегдатай «запретных» будуаров. Далее, на рубеже столетий «своим» сочли его приверженцы ницшеанства: в отличие от анемичных персонажей, населявших декадентские сочинения, этот искатель приключений учил полнокровной, насыщенной жизни и максимальной реализации заложенного в человеке потенциала.

Различия в интерпретациях, рост или снижение популярности Казановы часто объясняются ценностями отдельного исторического момента. При этом самые ярые противники автора «Истории» встречались обычно среди его земляков. Особенно активно открещивались от него, как от представителя старой, раздробленной Италии, в эпоху национального подъема (Рисорджименто): авантюрист — плод насквозь прогнившей, упадочной Венецианской республики, но никак не сын новообразованной героической нации. С приходом фашизма эти настроения возобладали вновь: при том, что именно тогда возник невероятный спрос на разного рода биографии, от Цезаря до дуче, успех мемуаров венецианца оказался обратно пропорционален успеху жанра. В 1935-м актом Министерства культуры «История моей жизни» была запрещена на территории страны…

Такое вот непостоянство даже после смерти, непостоянство книги и читательского отношения к ней. Оно и неудивительно — иногда вообще сложно поверить, что речь в рассказах о Казанове идет об одном человеке. Даже самые строгие моралисты не могут отказать ему в даровании рассказчика — а режиссеру Федерико Феллини мемуары показались скучными, «как телефонный справочник». Бельгийский психоаналитик Л. Флем пишет книгу «Казанова, или Воплощенное счастье», а итальянский профессор Г. Фикара издает труд под названием «Казанова и меланхолия». Этот список можно продолжать.

Конечно, здесь можно напомнить, что сам авантюрист охотно себе противоречил. И к тому же, в отличие от сложившегося характера Дон Жуана его образ на страницах мемуаров находится в постоянном становлении: юный герой представлен в первых главах нежным, пылким, способным на искренние чувства и полным радужных надежд человеком. Постепенно он теряет эти свойства и к концу уже готов купить любовь там, где ее больше не удается завоевать. Однако и это не объясняет того накала эмоций, с которым одни набрасываются на соблазнителя, а другие готовы его защищать.

И вот еще в чем парадокс: именно эта уникальная и зыбкая личность (будь то историческое лицо или персонаж) стала олицетворять «тип» и выветрилась в пустое прозвище заурядного соблазнителя…

Миф о «добром» обольстителе

«В наши дни Казанова стал чем-то вроде спагетти, мандолины и «Санты Лючии» — тем, что ассоциируется с итальянцами за пределами Италии, не вызывая при этом особого уважения или симпатии, — сказал, как отрезал, Марчелло Мастроянни. — Для иностранцев Казанова — это в меру смазливый итальянец, пользующийся некоторым успехом у женщин».

Да, он давно стал мифом: мало кто читал его мемуары, но все слышали об их авторе-герое. Но если в народе это имя слилось с Дон Жуановым, то любой, кто призадумается об этих двоих, обязательно их противопоставит.

Андалусиец — «холодный соблазнитель», для которого женщина — «жертва», очередной номер в списке побед (таков первый стереотип). А венецианец — щедрый любовник, для него каждая женщина — неповторима (тоже стереотип, но — более привлекательный). Романтик из Севильи не любит никого, гедонист Казанова — готов любить каждую. «Испанский Дон Жуан, немецкий доктор Фауст, англичанин Байрон и француз Бодлер — все они прежде всего вечно неудовлетворенные… Казанова же при первом же поцелуе фаустовской Маргариты ощутил бы себя на седьмом небе и пожелал остановить мгновенье» — так резюмировала эту мысль бывшая подруга Муссолини Маргарита Зарфатти, автор книги «Казанова против Дон Жуана».

Крупный план 8
Казанова-автор несомненно вспоминал о своем испанском «предтече», когда сочинял историю собственной жизни. В 1787 году в Праге состоялась премьера оперы «Дон Жуан» Моцарта. Живший неподалеку стареющий мемуарист не раз наезжал в город и даже, возможно, помогал своему приятелю, венецианцу Да Понте, в работе над либретто (среди бумаг в Дуксе найдены две сцены, предназначавшиеся для оперы, но не вошедшие в нее). А вскоре после этого Казанова садится за мемуары. Работая над собственным образом, он сознательно противопоставляет его традиционному образу соблазнителя: в мемуарах не раз появляется «негативный» тип обольстителя (он действует по принципу Дон Жуана — обмануть и исчезнуть), который удачно оттеняет достоинства главного героя, повторно соблазняющего «жертву», но уже на свой манер — мягко, дружески, вызывая в ней не гнев, а слезы радости.

И вот вам результат: в современном открытом обществе, с его пугающей свободой нравов, Дон Жуан стремительно теряет власть над воображением. А не желавший останавливаться на достигнутом Казанова продолжает возбуждать интерес.

Джакомо Казанова. Кому не знакомо имя известного своими любовными похождениями авантюриста, любителя путешествий? О них он написал в своих книгах, одна из которых является его автобиографией, полной любовных приключений, и носит название «История моей жизни». Она сделала его имя известным в веках.

Кто такой Казанова?

Его имя стало синонимом выражению «женский угодник». Имена выдающихся политиков, деятелей церкви, поэтов и композиторов, таких как Гете, Моцарт, Вольтер, переплетаются в его книге с именем автора, говоря о том, что они оставили свой след в его жизни.

Так кто такой Джакомо Казанова? Великий ловелас и азартный игрок, талантливый человек и неординарная личность. Волею судьбы он объездил всю Европу, встречался со многими знаменитыми в то время монархами, общественными деятелями, писателями, поэтами и музыкантами.

Его таланты позволили бы ему стать великим в любой области: химии, математике, истории, юриспруденции, музыке, финансах. Он мог бы даже стать великим шпионом. Но он выбрал чувственные наслаждения, славу великого распутника. Образ Казановы в культуре до сих пор является весьма актуальным. О его жизни снимают фильмы, о нем написаны книги, самое главное - его помнят, этому в большей части способствовали его мемуары.

Венеция XVIII века

Венеция во времена Джакомо Казановы считалась «европейской столицей наслаждений» и входила в число городов для обязательного посещения молодыми аристократами европейских стран, особенно она была популярной у жителей Великобритании. Правители Венеции, несмотря на свой консерватизм, не препятствовали этому, так как такого рода туризм приносил в казну немалые средства.

Здесь проходил знаменитый карнавал, работали игорные дома и большое количество молодых и прекрасных куртизанок. Именно в этой обстановке вырос знаменитый обольститель, она была для него питательной средой, он дышал ее воздухом.

Биография Джакомо Казановы. Детские годы

Родился он в Венеции в день Святой Пасхи, 02.04.1725, недалеко от церкви святого Самуила, где и был крещен. Его родители были актерами. Он был первенцем. Кроме него, в семье было пятеро детей: три сестры и два брата.

Отец его умер, когда Джакомо исполнилось восемь лет. Мать проводила время на гастролях по Европе. Семью Джакомо Казанове заменила его бабушка, Марция Балдиссера. Климат Венеции плохо влиял на здоровье мальчика, у него постоянно были носовые кровотечения. Врачи советовали вывезти ребенка в место с менее влажным климатом. Его отправляют в пансионат, который располагался в городе Падуе, находящемся на удалении от побережья. Он оставил в воспоминаниях мальчика горький след. Он воспринял это как сбывшиеся мечты близких, желающих избавиться от него.

Первым учителем маленького Джакомо Казановы был аббат Гоцци. Он обучал его наукам и скрипичному мастерству, поэтому, испытав весь кошмар, царивший в пансионате, мальчик упросил родителей отдать его на воспитание аббату. В 1734 г., получив согласие бабушки и матери, он стал жить в семье аббата Гоцци, проведя здесь три года, почувствовав семейную атмосферу.

Именно в этой семье он испытал неосознанные порывы первой любви. Они заставили его познать новые, раннее неизведанные ощущения. Причиной этому стала сестра Гоцци, Беттина, ласкающая хорошенького мальчика. Вскоре она вышла замуж, но он навсегда сохранил теплые чувства к ней и семье ее брата.

Отрочество

Мальчик, несомненно, был наделен незаурядными данными, проявив при обучении острый ум. В возрасте 12 лет поступает в Падуанский университет, который через пять лет блестяще закончил, получив степень юриста. Он откровенно ненавидел эту специальность, жалея о том, что близкие не позволили ему поступить на медицинский факультет. Именно во время, проведенное в университете, он пристрастился к азартным играм. Эта пагубная страсть прочно вошла в его жизнь и принесла много неприятных моментов.

После окончания университета он вернулся в Венецию, где поступил к адвокату Мандзони в качестве церковного юриста. Здесь он принимает постриг и патриархом Венеции посвящен в послушники. Джакомо Джироламо Казанова превратился в статного и красивого юношу с великолепными карими глазами и с черными тщательно завитыми и припудренными волосами.

К этому времени он имел покровителя Алвизо Малипьеро, которому уже стукнуло 76 лет. Это был высокопоставленный вельможа. С его помощью он научился вести себя в высшем обществе, обучился хорошим манерам и приобрел лоск светского человека. Но старый покровитель оказался весьма ревнивым, а застав Джакомо со своей пассией, актрисой Терезой Имер, выгнал обоих. В это время в жизни юноши играли большую роль женщины. Казанова делал первые шаги в роли обольстителя, по его словам, он понимал, что прекрасный пол - его призвание.

Вступление во взрослую жизнь

Церковная карьера Казановы не удалась, скандалы преследовали его. Картежные долги привели Джакомо Казанова в тюрьму. Работая секретарем кардинала Трояно Д"Арагона и чувствуя себя довольно-таки необремененным, он удосужился впутаться в скандал двух любовников, за который и был уволен. Церковная карьера для него была окончена.

Не найдя себе иного применения, Джакомо приобретает патент офицера Венецианской республики. Но и в этом положении он остался прежним Казановой, заказав у портного потрясающий белый мундир с синим передом и золотыми эполетами. Он приобрел длинную саблю. В руке у него была тонкая трость. Своим видом он желал произвести впечатление на весь город.

Но жизнь военного быстро наскучила Казанове. Его не устраивало медленное движение по службе, он проиграл большую часть военного жалования. Приняв решение оставить службу, поступает скрипачом в театр Сан-Самуэле. Осознавая, что этот путь не самый благородный, внушает себе, что служит высшему искусству, что посредственности, не понимающие этого и относящиеся к нему с презрением, не достойны его внимания. Он быстро перенял все манеры своих опустившихся коллег и с удовольствием участвовал во всех скандальных пьянках и развлечениях.

Любимец фортуны

Он прекрасно понимал всю пагубность разгульной жизни, недовольный поприщем музыканта, но не видел иного пути. Но судьба не оставила его, послав ему счастливый случай. Недаром он сожалел, что не стал врачом. Как мы видим из мемуаров Джакомо Казанова, однажды он оказался в одной гондоле с сенатором Джованни ди Маттео Брагадину, который возвращался со свадьбы, и его прямо в лодке хватил удар. Джакомо, помня свои увлечения медициной, спасает его.

Сенатор не забыл о юноше и, решив, что он обладает определенными задатками, принял решение продолжить его обучение оккультным наукам, так как он был каббалистом. Он усыновил Казанову. Так у юноши появился пожизненный влиятельный покровитель.

За грехами - наказание

Как можно увидеть из «Истории моей жизни», Казанова стал референтом сенатора. Он снова почувствовал вкус жизни, находясь под покровительством высокопоставленного патрона. Он одевался, как денди, живя, как дворянин. Добропорядочный сенатор старался сделать из него образованного человека. Но распутство, тяга к разгульной жизни и азартные игры не оставили его. Покровитель Джакомо неоднократно вел с ним беседы, пытаясь остановить его и предупреждая, что за его грехи обязательно придет наказание.

Это не остановило Казанову. Пророчество мудрого провидца настигло его. Однажды они веселой компанией решили отомстить общему врагу и разыграть его. Для этого пошли на святотатство, выкопав труп недавно умершего и подбросив его своему недругу, которого от увиденного парализовало. Разразился большой скандал, следом за этим его обвинили в изнасиловании. Джакомо ждала тюрьма. Его обвинили в распутстве, богохульстве и чернокнижии. Он сбежал из Венеции в Парму.

Путешествия Казановы

Весь 1749 год он провел, путешествуя по Италии и ведя прежний образ жизни. С тяжелыми чувствами он возвращается в Венецию, где, выиграв большие деньги в карты, принимает решение поехать в грант-тур и отправляется в Париж. Его поездку сопровождают амурные приключения, кутежи. В Лионе он вступает в масонскую ложу, завороженный тайными ритуалами. В нее входили люди с развитым интеллектом и большими связями. Это впоследствии помогло ему. Джакомо также вступает в общество «Розы и креста».

Он прожил в Париже два года. Выучил французский язык, вошел в круг французской аристократии, но его бесконечные кутежи и любовные приключения привлекли внимание полиции. Творчество Казановы пополнилось новыми произведениями. Он перевел на итальянский язык книгу Каюзака «Зороастр», которую в Дрездене поставила итальянская труппа, в которой играли его мать, брат и сестра.

Воодушевленный этим, он написал собственные пьесы «Фессалийки, или Арлекин на шабаше» и «Молюккеида». Одна из них была поставлена в дрезденском королевском театре. Он путешествовал по Германии, Австрии. Но моральный климат этих стран был ему не по нраву.

Он возвращается в Венецию, где с головой уходит в разнузданную жизнь. Пьянки, кутежи, необъяснимые выходки сделали количество его врагов еще большим. Дело дошло до инквизиции. Даже его покровитель, сенатор Брагадин, счел необходимым предупредить его о быстром побеге из Венеции. Но было поздно.

Заключение и побег

В 1755 году он был заключен в свинцовую тюрьму, находящуюся на верхнем этаже в восточном крыле дворца Доджей, из которой не было ни одного побега. Здесь содержали высокопоставленных политических преступников. Его обвинили в преступлении против веры, так как нашли у него, как он пишет в своих мемуарах, книгу Зогар. Он, не без помощи своих покровителей, совершает побег. После этого, переправившись на гондолах на материк, он отправился в Европу.

Снова Париж

Прибыв во второй раз в Париж, Казанова решил вести себя предусмотрительнее. Он привлек все свои физические и духовные дарования, чтобы войти в круг в высокопоставленных граждан. Прежде всего нашел себе покровителя. Им стал старый знакомый де Берни, сделавший карьеру и ставший к тому времени министром иностранных дел. Он посоветовал Казанове найти денежные средства для правительства. Способ быстро был найден. Джакомо организовал лотерею. Использовав все свои таланты, он сумел продать все билеты, выручив при этом немалые деньги.

Он, пустив в ход свои знания по оккультизму, привлек к себе больше внимания. Представлялся алхимиком и розенкрейцером. В круг его общения входили Жан-Жак Руссо, Даламбер, мадам де Помпадур, Сен-Жермен. После удачно проведенной лотереи, во время ведения семилетней войны, ему была поручена тайная миссия - реализовать в Голландии, которая в то время была финансовым центром Европы, государственные облигации Франции.

Он это блестяще выполнил, получив при этом солидный куш, на который приобрел во Франции шелковую мануфактуру и предложение от правительства получить гражданство Франции и работать на министерство финансов с последующей пенсией и титулом. Но он отказался. Бизнесмен из него тоже не получился, так как женщины Казанову по-прежнему интересовали больше всего. Крупную часть своего состояния истратил на любовные интрижки со своими работницами, превратив их в свой гарем.

Опять в бега

За долги Казанова снова был арестован и помещен в тюрьму Форлевек, откуда его вызволила маркиза д’Юрфе. Покровителя его уволили со службы, долги росли, и он решил опять отправиться с тайной шпионской миссией в Голландию. Но судьба отвернулась от него. Казанова пустился в бега и поехал в Германию, в Кельн и Штутгарт, где его снова едва не арестовали за долги. Он бежит в Швейцарию.

Годы и финансовые неудачи заставили Казанову задуматься об уходе в монастырь, но новая пассия вернула его жизнь в прежнее русло. Он принял решение продолжить свое путешествие и посетил Вольтера и фон Галлера, а также некоторые города Франции и Италии. Его повсюду сопровождали женщины. Казанова остался верен своей страсти. С 1760 года он стал называться шевалье де Сенгальт.

Годы странствий, любовных похождений не прошли без следа. Он заразился венерическим заболеванием, что окончательно подточило его силы. Вернувшись в Венецию, он застал в живых своего покровителя Дандоло, который поселил его у себя. Он пытался издать свои труды, но финансовое положение не позволило ему сделать это.

В Венеции он не находил удовлетворения. На азартные игры у него не было денег, женщины, которые его привлекали, не интересовались им, не было хороших знакомых, с которыми он желал бы проводить время. Бурные годы молодости оставили след на его лице. Если его тело все еще хранило черты Апполона, то на лице, по воспоминаниям современников, отразились его пороки. Жил он на средства инквизиции, выплачивающей их за шпионаж за гражданами. Он просто собирал сплетни, передавал разговоры и иные сведения.

Вскоре он получает известие, что из-за его сатирических публикаций, которые горожане растащили на цитаты, Джакомо Казанова может быть арестован или изгнан. Над ним нависла угроза изгнания или даже ареста, так как он задел в них одного из патрициев. Он решается снова покинуть Венецию.

Последнее пристанище в Богемии

Годом ранее он познакомился с каббалистом, графом фон Вальдштейном, с которым они сошлись во взглядах. Он стал смотрителем его библиотеки в замке Дукс (Духовицкий замок в Чехии), это давало безопасность и хороший заработок. Творчество Джакомо Казановы здесь было единственной отрадой. Граф не стал его другом из-за большой разницы в возрасте, многие домочадцы недолюбливали желчного старика. Изредка он посещал Вену и Дрезден, и это приносило ему некоторое удовлетворение. Но годы, проведенные в замке, были самыми плодотворными.

Он умер в возрасте 73 лет вдали от любимой Венеции, оставив после себя более 20 произведений, но главной его работой были мемуары «История моей жизни», которые сделали его знаменитым на весь мир. В них 3 500 листов, 10 томов. Он их писал с особым чувством, лишенный всего, что он так любил. В непривычной и пугающей тишине Казанова заново переживал каждый миг своей жизни, перенося его на бумагу. Он работал над ними более 6 лет и оставил недоработанным.

Кто такой Джакомо Казанова? Одни говорят, что он был писателем, переводчиком, юристом, музыкантом, финансистом, путешественником, дипломатом и даже библиотекарем. Другие - распутным картежником, дуэлянтом, тайным агентом, врачевателем, предсказателем и дамским угодником. Что из этого всего правда? Выясним в этой статье.

Детство и юность Джакомо Джироламо Казановы

2 апреля 1725 г. в семье актеров Гаэтано Джузеппе и Фарусси Дзанетты Казоновы произошла большая радость - на свет появился первенец, которого назвали Джакомо Джироламо.

Пока родители были на гастролях, мальчика воспитывала бабушка. В 9 лет его отправили в пансионат. Это событие стало большим разочарованием для ребенка. Он расценил поступок родных как предательство и позже в своих мемуарах написал, что таким образом «они от меня избавились». В пансионате были ужасные условия, поэтому Джакомо попросил отдать его на попечение аббата Гоцци, который стал для него первым учителем. Мальчик проживал с Гоцци и его семьей вплоть до 1737 г. Дом аббата стал местом, где Казанова первый раз влюбился. Было ему на тот момент 11 лет.

«Беттина (младшая сестра Гоцци - прим. ред.) была красивой, веселой, увлеченной чтением романов. Девушка мне сразу понравилась, хотя я не совсем понимал почему. Именно она постепенно разожгла в моем сердце первые искры того чувства, которое потом стало моей главной страстью», - написал в своей автобиографии «История моей жизни» Джакомо.

Рано проявилась у Казановы и тяга к знаниям. В 12 лет он поступил в один из самых старейших вузов Европы, в Падуанский университет, и окончил его в 17 лет. В июне 1742 г. юноша получил ученую степень юриста, к которой, если верить мемуарам, испытывал отвращение. Гораздо больше Джакомо интересовали другие науки: химия, математика и медицина.

«Лучше бы мне позволили сделать то, что я хотел, и стать врачом, для которого профессиональное шарлатанство еще более пригодно, чем в юридической практике», - вспоминал он.

Молодой Казанова

Вступление во взрослую жизнь: первый сексуальный опыт и первые долги

Несмотря на свою нелюбовь к юриспруденции, после учебы в университете Джакомо начал работать юристом при церкви и был принят в послушники самим Патриархом Венеции. В то время на молодого Казанову обратил внимание 76-летний сенатор Алвизо Гаспаро Малипьеро. Взяв юношу под свое крыло, он рассказал ему о поведении в высших слоях общества, а также научил разбираться в еде и вине.

Однако их дружба продлилась недолго.

Выяснилось, что Казанове и Малипьеро нравилась одна женщина, актриса Тереза Имер. Девушка ответила взаимностью более молодому кавалеру, из-за чего сенатор выгнал обоих из своего дома. К слову, после этого роман Казановы и Имер сразу же прекратился. Однако молодой человек долго не горевал. Вскоре у него случился первый сексуальный опыт с двумя сестрами, Нанеттой и Марией Саворьян, 14 и 16 лет. После произошедшего Казанова окончательно определился со своим призванием по жизни - он стал дамским угодником. Любовь юноши к женщинам и картам в дальнейшем погубила его религиозную карьеру, а за долги он впервые загремел в тюрьму.

Юриста сменил солдат

После того, как церковное занятие для Джакомо резко закончилось, мужчина решил найти себе другое призвание. В августе 1744 г. Казанова купил патент офицера Республики Венеция. Вступая в новую должность, первым делом он позаботился о своем внешнем виде:

Понимая, что теперь я навряд ли преуспею на поприще церкви, я решил примерить на себя одежду солдата… Я затребовал хорошего портного… он принес мне все, в чем я нуждался, чтобы стать воплощенным последователем Марса… Моя униформа была белого цвета, с синим передом и серебряными с золотом эполетами. Я купил длинную саблю и со своей изящной тростью в руке, в нарядной шляпе с черной кокардой, с бакенбардами и накладным хвостом вознамерился впечатлить весь город.

Но город он так и не впечатлил. Новое амплуа быстро наскучило Казанове. Его стало тянуть к подвигам, и отнюдь не военным. Поэтому в октябре 1744 г. он прервал свою службу и вернулся в родную республику.

Дальнейшие поиски себя

В 21 год Джакомо Казанова решил стать профессиональным игроком. Однако удача не была на его стороне: в первые же месяцы он проиграл все свои деньги, оставшиеся от продажи офицерской должности. Оказавшись на мели, да еще и с долгами, мужчина был вынужден отказаться от карьеры картежника.

В поисках работы, несостоявшийся игрок обратился за помощью к своему старому благодетелю Алвизо Гримани. Он не отказал Казанове и помог ему устроиться скрипачом в театр Сан-Самуэль. Однако избалованному жизнью мужчине и эта работа вскоре стала не по душе.

«Мое занятие не было благородным, но меня это не заботило. Называя все предрассудками, я вскоре приобрел все привычки моих опустившихся коллег-музыкантов. Мы часто проводили ночи, буяня в разных кварталах города, выдумывая самые скандальные розыгрыши и исполняя их, развлекались, отвязывая пришвартованные у частных домов гондолы, которые потом уносило течением», - вспоминал Казанова.

Все решил случай.

Возвращаясь со свадебного бала, недовольный своей участью музыкант сел в одну гондолу с венецианским сенатором Джованни ди Маттео Брагадином. В дороге чиновника хватил удар, и Казанова незамедлительно сделал ему кровопускание. Во дворце врач повторил процедуру и наложил на грудь больному ртутную мазь (в то время ртуть, несмотря на токсичные свойства, считалась универсальным лекарством). В итоге Брагадину стало еще хуже, и он стал задыхаться из-за вздувшейся трахеи. Близкие уже призвали священника, который отпустил бы грехи умирающему. Но тут вмешался Казанова, который владел медицинскими знаниями. Он приказал доктору убрать с груди сенатора мазь и промыть ее холодной водой. Вскоре чиновник оправился от болезни и усыновил Казанову, обеспечив ему достойную жизнь.

«Я принял самый похвальный, благородный и единственно естественный способ жизни. Я решил поставить себя в такое положение, при котором мне не нужно будет лишать себя предметов первой необходимости. А о том, что именно было мне необходимо, никто не мог судить лучше, чем я», - писал Казанова в своих мемуарах.

Тюрьма

Тюрьма Пьомби

После спасения сенатора ни в чем не знавший нужды Казанова отправился в Гран-тур. Он побывал во многих городах Европы. Больше всего ему, конечно, понравился Париж. Во Франции он прожил 2 года. Все это время Джакомо активно занимался творчеством и написал массу комедийных пьес, среди которых «Фессалийки, или Арлекин на шабаше» и «Молюккеида».

Вернувшись в Венецию, Казанова навлек на себя гнев инквизиции и был арестован. Мужчину поместили в тюрьму Пьомби для политических преступников. После 5 месяцев заточения Джакомо предпринял отчаянную попытку бегства, но был пойман. Вторая попытка оказалось успешной, и Казанова уехал жить в Париж.

«Так Господь готовил мне всё необходимое для побега, каковым должно было стать если не чудо, то событие, достойное удивления. Признаюсь, я горд, что бежал; но гордость моя происходит не оттого, что мне удалось это сделать - здесь большая доля везения, но оттого, что я счёл это осуществимым и имел мужество привести свой замысел в исполнение», - рассказывал Казанова.

Дальнейшая судьба

Оказавшись во Франции, Джакомо объявил себя алхимиком и приобрел небывалую популярность среди наиболее выдающихся фигур того времени, включая маркизу де Помпадур, графа Сен-Жермена, Даламбера и Жан-Жака Руссо. Таким образом он стал вхожим в высший свет, заработал много денег и завязал новые романы.

Однако судьба недолго была благосклонна к Казанове.

Вскоре неисправимый картежник опять влез в долги, за которые был вновь арестован. Благодаря маркизе д’Юрфе, спустя 4 дня, его выпустили. Желая отдалиться от неприятностей, он решил уехать. В течение нескольких лет Казанова странствовал: он побывал в Голландии, Кельне, Швейцарии, Марселе, Генуе, Флоренции, Риме, Неаполе, Модене, Турине, Англии, Бельгии и даже в Москве и Санкт-Петербурге. Все это время его жизнь была полна приключений и неприятностей. К слову, в 1766 г. после дуэли на пистолетах с полковником графом Браницким Казанову изгнали из Варшавы, в 1767 г. его заставили покинуть за шулерство Вену, а в 1768 г. в Барселоне едва не убили. В 1771 г., после нескольких лет скитаний, Джакомо решил вернуться на родину. Чтобы получить разрешение и благосклонность венецианских властей, он занялся коммерческим шпионажем. Через несколько месяцев Казанова получил долгожданное разрешение на въезд и со слезами на глазах прочитал:

«Мы, государственные инквизиторы, по известным нам причинам даем Джакомо Казанове свободу, наделяя его правом приезжать, уезжать, останавливаться и возвращаться, иметь связи где ему будет угодно без разрешения и помех. Такова наша воля», - было сказано в письме.

В сентябре 1774 г., после 18 лет изгнания, Казанова наконец-то вернулся в Венецию. Странника сердечно приняли на родине: поначалу он был известен и знаменит. Но вскоре все это прекратилось и известнейшему в мире баловню судьбы пришлось устроиться на работу с небольшим жалованием. Бедность вскоре сломила Казанову. Он стал писать желчную сатиру, направленную против богемы, за что в январе 1783 г. был вновь изгнан из Венеции.

Вынужденный возобновить свои странствия, Казанова вернулся во Францию. Прожив в Париже несколько месяцев, он уехал в Чехию, где устроился смотрителем библиотеки графа Йозефа Карла фон Вальдштейна в Духцовский замок.

В последние годы своей жизни Казанова много занимался творчеством. Незадолго до смерти, он принялся писать мемуары, которые назвал «История моей жизни». Он мечтал о том, чтобы будущие поколения знали его и помнили (как мы видим, его мечта исполнилась). Умер Джакомо Казанова 4 июня 1798 г. в Чехии, в возрасте 73 лет. Приближенные к нему люди вспоминали, что его последними словами были: «Я жил как философ и умираю христианином».

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .

Джованни Казанова (1725–1798) является автором многочисленных исторических сочинений, фантастического романа «Иксамерон» и мемуаров «История моей жизни», в которых великий итальянский сердцеед не только описал свои любовные авантюры, но и дал обширную характеристику нравов современного ему общества.

Казанова (полное имя Джованни Джакомо Казанова де-Сенгальт – дворянский титул, который он себе присвоил) был родом из Венеции. Первоначальные интересы молодого Джакомо были далеки от чувственных томлений. Он хотел принять духовный сан, но, запутавшись в любовных похождениях, не смог противостоять зову своей плоти. Молодой писатель несколько лет путешествовал по Европе, после чего вернулся в Венецию, где за обман и богохульство в 1755 году его заключили в тюрьму. В 1756 году Джакомо бежал в Париж, а затем и в Берлин, где получил аудиенцию у Фридриха Великого. После еще нескольких лет скитаний, в 1782 году, незадачливый любовник поселился в Чехии, в замке графа Вальдштейна, вместе с которым занимался каббалистикой и алхимией.

Любовь во всех ее проявлениях была высшим смыслом существования Казановы. Однако его романы не заканчивались свадьбой, так как больше любви он ценил свою свободу. «Я любил женщин до безумия, но всегда предпочитал им свободу», – писал Джакомо Казанова.

В любовной игре Казанову привлекало то действие, которое он оказывал на женщин: смешил, интриговал, смущал, заманивал, удивлял, превозносил (таковы, скажем, его приключения с госпожой Ф. на Корфу, К. К. в Венеции, мадемуазель де ла Мур в Париже). «Уговаривая девицу, я уговорил себя, случай следовал мудрым правилам шалопайства», – писал он об одержанной благодаря импровизации победе. Ради прекрасных глаз он переезжал из города в город, надевал ливрею, чтобы прислуживать понравившейся даме.

Джакомо представлял собой незаурядную личность: в нем сочетались возвышенное чувство и плотская страсть, искренние порывы и денежный расчет. Постоянным источником дохода для Казановы была продажа молоденьких девиц, которых он покупал, обучал любовной науке, а затем с большой выгодой для себя уступал другим – финансистам, вельможам, королю. Однако не стоит винить этого известного любовника во всех смертных грехах. Он был порождением своего времени, которое диктовало ему нормы поведения. Людовик ХV превратил Францию в огромный гарем. Со всех краев и даже из других стран прибывали красотки, родители привозили дочек в Версаль: вдруг король обратит на них внимание во время прогулки.

Некоторых девушек Казанова обучал светскому обхождению, вел с ними философские беседы. Он вступал в интимные отношения со всеми без разбора: с аристократками, с проститутками, с монахинями, с простыми девушками, со своей племянницей, может быть, с дочерью. Но ни одна из любовниц Казановы ни разу не упрекнула его, поскольку физическая близость занимала не первое место в общении с женщинами.

Известно, что в течение своей жизни Джакомо увлекался магией, порой посвящая ей все свободное время. Обитатели соседних домов нередко доносили на него властям, но он удивительно легко уходил от ответственности. Только однажды по обвинению в колдовстве венецианская полиция заключила его в знаменитую своими ужасами тюрьму Пломбы под свинцовыми крышами Дворца дожей в Венеции.

Сейчас трудно достоверно сказать, какую роль сыграли сверхъестественные силы, но Казанове удалось выйти из каземата, из которого было не под силу выбраться обыкновенному человеку. В неприступной венецианской темнице он вырубил ход на свинцовую крышу. Бегство принесло авантюристу известность во всей Европе.

Неудивительно, что Париж с восторгом встретил молодого повесу. Среди французов, плененных обаянием великого сердцееда, была и маркиза д’Юфре, которую привлекали большие бездонные глаза и римский нос Казановы. По словам современников, он совершенно одурманил ее. С видом знатока Джакомо поведал д’Юфре, что, когда ей исполнится 63 года, у нее родится сын, она умрет, а потом воскреснет молодой девушкой. Очарованная маркиза даже и не заметила, как ловко Джакомо тем временем завладел ее миллионами и, спасаясь от пленения в Бастилии, поспешил к Вольтеру в Ферме.

Государства он оценивал с точки зрения успеха своих авантюр. Англией он остался недоволен, так как в Лондоне лишился всех своих средств из-за предприимчивой мадам Шарпильон, муж которой чуть не убил Казанову. Будучи уже пожилым человеком, Джакомо писал: «Любовь – это поиск». Если исходить из этого утверждения, то его поискам не было конца. Об одних женщинах Джакомо вспоминал не без оттенка презрения, о других – с чувством благодарности.

В характерах Казановы и Дон Жуана мало общего. Первого никогда не преследовали ревнивые мужья и озлобленные отцы. Женщины не беспокоили его своей ревностью. В чем же тайна его обаяния? Казанова обладал неординарной внешностью, был внимателен и щедр. Но самое главное – то, что он умел говорить обо всем на свете: о любви, о медицине, о политике, о сельском хозяйстве.

Если же общего языка с потенциальной жертвой своего обаяния Казанова не находил, то он отказывался от любви. Как-то раз ему предложили провести ночь со знаменитой куртизанкой Кити Фишер, которая от обыкновенного клиента требовала тысячу дукатов за ночь. Казанова отказался, поскольку не знал английского, а для него любовь без общения не стоила и гроша.

Уже в возрасте 38 лет он почувствовал пресыщение. После неудачи с куртизанкой Шарпильон он стал довольствоваться легкими победами: публичными женщинами, трактирными служанками, мещанками, крестьянками, чью девственность можно было купить за горсть цехинов. Сексуальный интерес стал пропадать, и тогда Джакомо решил проявить себя на литературном поприще. В конце жизни он написал мемуары «История моей жизни», которые породили неоднозначные отклики.

Казанова совершенно искренне описывал каждый эпизод своих любовных похождений, его мемуары производили впечатление документа. Как совершенно ясно из этих воспоминаний, Казанова мог удовлетворить сразу двух женщин. Так было с Еленой и Гедвигой, двумя девушками, которых он одновременно лишил девственности. «Я наслаждался с ними несколько часов, переходя 5 или 6 раз от одной к другой, прежде чем истощился. В перерывах, видя их покорность и похотливость, я заставил их принимать сложные позы по книжке Арстино, что развлекло их сверх всякой меры. Мы целовали друг друга во все места, которые хотели. Гедвига была восхищена, ей понравилось наблюдать».

Однажды Казанова устроил «устричный ужин» с шампанским для двух монашек, Армаллиены и Элимет. Предварительно он натопил комнату так жарко, что девушки были вынуждены снять верхнюю одежду. Затем, затеяв игру, во время которой один брал устрицу у другого прямо изо рта, он умудрился уронить кусочек за корсет сначала Армаллиене, потом Элимет. Последовал процесс извлечения, потом он осматривал и сравнивал на ощупь их ножки.

Казанова неоднократно отмечал, как сладостно для него ощущение власти, как ему нравится платить людям, с которыми он только что забавлялся. Неудачи же в любви раздражали его и приводили в ярость. Когда мадам Шарпильон посмеялась над ним, он исцарапал ее, сбил с ног, разбил нос, то есть ответил самым жестоким образом.

Для других авантюристов важным считалось нажиться или прославить свое имя. Для Казановы же деньги и известность являлись лишь средством для достижения единственной цели – любви. В 1759 году Казанова находился в Голландии. В то время он уже был богат, уважаем, перед ним лежал легкий путь к спокойному и прочному благосостоянию. Но не это нужно было неугомонному Джакомо: новые встречи волновали его воображение. Ради прекрасных глаз, которые задерживались на нем дольше, чем требовали приличия, он мог переодеться гостиничным слугой, давать пиры, играть «Шотландку» Вольтера и поселиться надолго в крохотном швейцарском городке, где за короткое время успел соблазнить аристократку из высшего общества, дочерей трактирщика, монахиню из захолустного монастыря, ученую девицу, искусную в теологических диспутах, прислужниц в бернских купальнях, прелестную и серьезную Дюбуа, какую-то безобразную актрису и, наконец, даже ее горбатую подругу. Все его действия подчинялись одному правилу: двух женщин гораздо легче соблазнить вместе, чем порознь.

Говоря о Казанове, нельзя с точностью утверждать, что этот человек всегда был погружен в торопливый и неразборчивый разврат. Это случалось лишь тогда, когда он хотел избавиться от боли после разрыва с настоящей любовью. Среди бесчисленных женщин, упоминаемых этим известным распутником, есть несколько, оставивших глубокий след в его душе. Им посвящены лучшие страницы мемуаров. Рассказывая о них, Казанова избегал непристойных подробностей, а их образы созданы с такой живостью, что они становятся близкими для читателя людьми.

Первая любовь Казановы к Нанетте и Мартон, двум племянницам доброй синьоры Орио, была чиста и девственна, как утренняя роса. «Эта любовь, которая была моей первой, не научила меня ничему в школе жизни, так как она была совершенно счастливой, и никакие расчеты или заботы не нарушили ее. Часто мы все трое чувствовали потребность обратить наши души к Божественному провидению, чтобы поблагодарить его за явное покровительство, с каким оно удаляло от нас все случайности, которые могли нарушить наши мирные радости...»

Любовь Джакомо Казанова к певице Терезе, путешествовавшей переодетой кастратом, долгое время отдавалась болью в сердце. В этой странной девушке сочетались благородство и ясный ум, внушавшие уважение. Никогда он не думал так серьезно о женитьбе, как в ту ночь в маленькой гостинице в Синигальи. Однако женитьба была невозможна, и Тереза приложила все усилия, чтобы убедить его в этом. «Это было первый раз в моей жизни, что мне пришлось задуматься, прежде чем решиться на что-либо», – записал он в мемуарах.

Во время пребывания на Корфу Казанова переживал чувства, напоминающие своей сложностью и многогранностью темы современных литературных произведений. Много лет спустя воспоминание о патрицианке Ф. Ф. заставило Казанову воскликнуть: «Что такое любовь? Это род безумия, над которым разум не имеет никакой власти. Это болезнь, которой человек подвержен во всяком возрасте и которая неизлечима, когда она поражает старика. О любовь, существо и чувство неопределимое! Бог природы, твоя горечь сладостна, твоя горечь жестока…»

Розалия занимала в жизни Джакомо не первое место, она пронеслась в его жизни яркой кометой. Казанова подобрал Розалию в одном из марсельских притонов. «Я старался привязать к себе эту молодую особу, надеясь, что она останется со мной до конца дней и что, живя с ней в согласии, я не почувствую больше необходимости скитаться от одной любви к другой». Но, конечно, и Розалия покинула его, и поиски начались снова. Вместо предавшей любовницы Казанова встретил Ла Кортичелли. Коварная танцовщица заставила его пройти через муки ревности и обмана. Она искусно плела против него интриги и изменяла ему при каждом удобном случае. Но по тону его рассказов можно судить, что всегда, даже в минуту их окончательного разрыва, это легкомысленное создание внушало безграничную страсть начинавшему стареть авантюристу.

Последний значительный роман Казановы протекал в Милане. Он тогда еще пребывал в зените славы. «Моя роскошь была ослепительна. Мои кольца, мои табакерки, мои часы и цепи, осыпанные бриллиантами, мой орденский крест из алмазов и рубинов, который я носил на шее на широкой пунцовой ленте, – все это придавало мне вид вельможи». Гуляя по окрестностям Милана, Казанова встретил Клементину, по его словам «достойную глубокого уважения и самой чистой любви». Отзываясь о чувствах, которые обуревали его в то время, он писал: «Я любил, я был любим и был здоров, и у меня были деньги, которые я тратил для удовольствия, я был счастлив. Я любил повторять себе это и смеялся над глупыми моралистами, которые уверяют, что на земле нет настоящего счастья. И как раз эти слова, „на земле“, возбуждали мою веселость, как будто оно может быть где-нибудь еще! Да, мрачные и недальновидные моралисты, на земле есть счастье, много счастья, и у каждого оно свое. Оно не вечно, нет, оно проходит, приходит и снова проходит… и, быть может, сумма страданий, как последствие нашей духовной и физической слабости, превосходит сумму счастья для всякого из нас. Может быть, так, но это не значит, что нет счастья, большого счастья…» Разлука с Клементиной причиняла ему невыносимые страдания, ибо уже тогда Казанова чувствовал, что прощается со своим последним счастьем.

В Лондоне Казанова встретил не любимую женщину-друга, как он надеялся, а опаснейшую хищницу. Француженке из Безансона, носившей фамилию Шарпильон, суждено было сделаться злейшим врагом Казановы. Это была пламенная и опасная любовь! Мадам Шарпильон была словно соткана из хитрости, капризов, холодного расчета и легкомыслия, смешанных самым удивительным образом. Она разорила Казанову до нитки и довела до тюрьмы.

Любовники не раз выясняли отношения с помощью побоев. Например, однажды она чуть не задушила его, другой раз Казанова в парке бросился на нее с кинжалом. Шарпильон осмеливалась ему неоднократно изменять. Как-то раз Казанова застал ее на свидании с молодым парикмахером. Обезумевший от ревности Джакомо начал крушить все, что попадалось ему под руку. Шарпильону едва удалось спастись.

Однажды Казанове сообщили, что Шарпильон находится при смерти. Вспоминая этот тяжелый для него момент, Джакомо говорил: «Тогда я был охвачен ужасным желанием покончить с собой. Я пришел к себе и сделал завещание в пользу Брагадина. Затем я взял пистолет и направился к Темзе с твердым намерением раздробить себе череп на парапете моста». Встреча с неким Эдгаром спасла ему жизнь. Каково же было негодование и возмущение Джакомо, когда на следующий день он встретил Шарпильон на балу среди танцующих. «Волосы зашевелились у меня на голове, и я почувствовал ужасную боль в ногах. Эдгар рассказывал мне потом, что при виде моей бледности он подумал, что я сейчас упаду в эпилептическом припадке. В мгновение ока я растолкал зрителей и направился прямо к ней. Я стал ей что-то говорить, что – я не помню. Она убежала в страхе». Это было последнее свидание с Шарпильон.

После смерти Казанова стал героем многочисленных литературных произведений, а затем и кинофильмов. Великий итальянский режиссер Федерико Феллини показал в своем фильме (1976) одаренного человека, который тщетно пытается применить свои таланты, но в этом мире востребована только его сексуальная энергия.