Учение будды. Что такое правильный взгляд? Нужна помощь по изучению какой-либы темы

VI. УЧЕНИЕ БУДДЫ

В Дхаммападе находится стих (183), приписываемый самому Будде, и который повторяют и теперь буддисты, как нечто вроде символа веры. «Оставление всех грехов, делание всякого добра, очищение сердца – вот закон Будды». И этому стиху вполне соответствует все то, что передано нам как учение Будды. Оно вращается около двух пунктов: страдания и спасения. «Подобно тому, монахи, – говорится в нем, – как великое море мира (океан) имеет только один вкус – вкус соли, так и это учение имеет только один вкус – вкус спасения». Оно ставит себе, таким образом, вполне определенную практическую цель – спасение. Спасение же означает для индуса избавление от возрождения.

Все учение Будды зиждется на так называемых «четырех благородных истинах». Они суть: страдание, происхождение страдания, уничтожение страдания, путь, который ведет к уничтожению страдания. Другими словами: 1. Все, что существует, подлежит страданию. 2. Причина страдания – человеческие страсти. 3. Освобождение от страстей освобождает от страдания. 4. Путь к освобождению – «благородный восьмичленный путь». Первая истина устанавливает, следовательно, присутствие страдания в мире, вторая объясняет причину его, третья утверждает, что оно может быть уничтожено, и четвертая поясняет, как его можно уничтожить. Эти четыре благородных истины играют главную роль уже в первой проповеди Будды, произнесенной в Бенаресе. Они повторяются бесчисленное число раз в священных писаниях буддистов, и ученики Будды передавали их монахам теми же самыми словами, как и их учитель. Они считаются средством познания каждого истинного буддиста. Шарипутра говорит, например: «Если, братья, благородный ученик сознает страдание, происхождение страдания, уничтожение страдания, путь, ведущий к уничтожению страдания, то этот благородный ученик имеет правильное познание, и его познание истинно; он верит в учение, он принадлежит хорошему учению». Деление на четыре заимствовано, как показал проф. Керн, из системы медицины, которой следовало уже Самкхья-йога. Оно соответствует четырем ступеням врачей: болезнь, здоровье, причина болезни, лечение и четырем ступеням йоги: то, чего следует избегать, избежание, причина подлежащего избежанию и средство к избежанию. И в подробностях, как мы увидим далее, Будда не ушел далее своих учителей. Ему лично принадлежит только форма понимания четырех истин.

О первой истине говорится в бенаресской проповеди так: «Вот, монахи, благородная истина о страдании; рождение – страдание, старость – страдание, болезнь – страдание, смерть – страдание, соединение с нелюбимым – страдание, разлука с любимым – страдание, недостижение желаемого – страдание. Короче, пять элементов, вызывающих привязанность к существованию, суть страдание».

Уже этой первой благородной истиной буддизм заявляет себя пессимизмом. И действительно, другой религии в мире, которая была бы построена на столь пессимистической основе, и последователи которой были бы так глубоко проникнуты ничтожностью и презренностью этой жизни, как буддизм. Никакая истинная религия немыслима без капли пессимизма, но ни одна не выказалась с такой открытой решительностью как буддизм, что земля наша есть юдоль скорби. Мысль Шопенгауэра, что в нашем загадочном существовании ясны только его драматичность и ничтожность, есть также и взгляд Будды. Но Будда и здесь несамобытен. Он внес в религию только то, что до него его учителя возвещали, как философию. Капила говорил: «Нигде никто не счастлив», и «Совершенное устранение тройственного страдания есть конечная цель (души)»; по мнению Патанджали «Для разумного все – страдание». Будда сделал только то, что эта истина стала доступной познанию не одних лишь «разумных». Он вынес ее в народную массу. Ничтожество всех вещей рисуется яркими красками в буддийских писаниях. В Дхаммападе говорится: «Из радости рождается страдание, из радости рождается страх. Кто избавился от радости, для того нет страдания; откуда явится у него страх? Из любви рождается страдание, из любви рождается страх. Кто освободился от любви, для того нет страдания; откуда явится у него страх?» Постоянно и вновь напоминается, что смерть полагает конец всем радостям и что никто не может избежать ее. «Ни в воздушном пространстве, ни в открытом море, ни проникая в скалистые пещеры, не найдешь ты места на Земле, где бы не одолела тебя смерть». Подобные изречения бесчисленны. Преходимостью вещей Будда желал доказать прежде всего их ничтожность и бесполезность.

Вторая благородная истина касается происхождения страдания. Бенаресская проповедь говорит об этом: «Вот, монахи, благородная истина о происхождении страдания. Это – та жажда, которая вызывает возрождение, которая сопровождается радостью и вожделением, которая здесь и там находит свою радость, как жажда похотей, жажда (вечной) жизни, жажда (вечной) смерти». Под «жаждой» (тршна) Будда разумеет жизнерадостность, желание жить, утверждение воли жизни. В Суттанипате говорится: «Всякое возникающее страдание происходит из жажды; но при полном уничтожении жажды, при освобождении от страсти, не может возникнуть страдания. Человек, сопровождаемый жаждой, долго блуждающий по путям переселения душ, не освобождается от возрождения души». В Дхаммападе читаем: «Кого в мире одолевает эта злая, ядовитая жажда, страдание того растет, как размножающаяся трава-бирана. Если же кто в мире поборет эту злую, трудно одолеваемую жажду, от того отпадает страдание, как капля воды от листа лотоса. Как дерево, даже поваленное, снова пускает ростки, если его корни не повреждены, так и страдание возвращается снова, если жажда и вожделение не уничтожены. Люди, побуждаемые жаждой, мечутся, как заяц в силках. Связанные оковами и узами, они долго выносят страдание и несут его снова и снова. Безумный уничтожает себя своею жаждой наслаждений, как если бы он был свой собственный враг».

Для народа было достаточно установить факт, что жажда существует и что она – причина страдания. Это было легко доказать на примерах из обыденной жизни. Но у посвященного могли неизбежно возникнуть вопросы: откуда является эта жажда? Что за причина, что мы все вновь поддаемся ей? Как объяснить, что она нас влечет от рождения к рождению? Будда не уклонился от ответов на эти вопросы. Уже в древнейших текстах мы встречаем резко сформулированный ответ, но выраженный темным, техническим языком, весьма затрудняющим понимание. Формула эта носит название пратитьясамутпада, т. е. «возникновение (чего-нибудь) в зависимости (от чего другого)», иначе – формула о «связи причины и следствия» или о «причинной связи». Эта формула – одно из самых основных учений буддизма, и по ее святости ставится непосредственно за четырьмя благородными истинами, с которыми она иногда прямо соединяется. Она гласит: «Из незнания возникают скрытые впечатления; из скрытых впечатлений возникает мыслительная субстанция; из мыслительной субстанции возникают имя и форма; из имени и формы возникают шесть органов; из шести органов возникает соприкосновение; из соприкосновения возникает ощущение; из ощущения возникает жажда; из жажды возникает привязанность (буквально: цепляние за существование); из привязанности (к существованию) возникает образование (зачатие); из образования возникает рождение; из рождения возникают старость и смерть, боль и жалобы, страдание, скорбь и отчаяние. Таково возникновение целого царства страдания».

Обыкновенно формула эта нанизывается и «взад», т. е. отрицательно к ее положительному изложению. «Если незнание устраняется совершенным уничтожением вожделения, то это вызывает уничтожение скрытых впечатлений; уничтожением скрытых впечатлений уничтожается мыслительная субстанция; уничтожением мыслительной субстанции уничтожаются имя и форма; уничтожением имени и формы уничтожаются шесть органов; уничтожением шести органов уничтожается соприкосновение; уничтожением соприкосновения уничтожается ощущение; уничтожением ощущения уничтожается жажда; уничтожением жажды уничтожается привязанность (к существованию); уничтожением привязанности (к существованию) уничтожается образование (зачатие); уничтожением образования уничтожается рождение; уничтожением рождения уничтожаются старость и смерть, боль и жалобы, страдание, скорбь и отчаяние. Таково уничтожение всего царства страдания». В этом отрицательном изложении формула представляет в своей сущности только развитие третьей из четырех благородных истин об уничтожении страдания.

Бенаресская проповедь говорит об этом: «Вот, монахи, благородная истина об уничтожении страдания, это – полное освобождение от жажды, уничтожение ее, отвержение, оставление, изгнание». Формула объясняет вместе с тем также и третью истину.

Но как нужно понимать самую формулу? На вопрос этот отвечать теперь легче, чем прежде, с тех пор как мы знаем, что теоретически буддизм основывается на философии Самкхья-йога. Слово, переданное мной выражением «скрытые впечатления», санскр. самскарах очень трудно понимаемо, и приведенный мной перевод может быть допущен только за неимением лучшего. Его переводили словами «образования», «стремления», «различения», «остаток» или «осадок» (residuum), последнее выражение, пожалуй, ближе к истинному смыслу. Самскара обозначает буквально «приготовление», «снаряжение», «обработку», затем в страдательном значении «приготовленное», «обработанное», «сделанное», «форма». В дальнейшем смысле оно выражает сумму всех форм, материю, все, что существует. Но оно употребляется также и в применении к духу и, соответственно, его основному значению – «приготовление», «обработка» прилагается к способности духа производить хорошее и дурное, к его восприимчивости, предрасположению к таким деяниям. Этот смысл и имеет слово в нашей формуле. По учению Самкхья, каждое существо, кроме грубо материального, видимого, уничтожающегося тела (стхулашарира), обладает еще тонким внутренним телом (лингашарира), которое вместе с душой переходит из одного грубого тела в другое. Это внутреннее тело есть субстрат всех психических процессов, и оно образовано, по Самкхья, рядом элементов, во главе которых стоит орган мышления или мыслительная субстанция, «буддхи», буквально «разум». Эту мыслительную субстанцию приводят в движение самскара или васана, т. е. присутствующие в разуме впечатления, оставшиеся в нем от прежних дел («карма») и передающиеся от рождения к рождению по наследству. Самскара суть, следовательно, то, что осталось скрытым в духе от прежних рождений и что при достаточных для того условиях развивается в духе и ведет к новым делам. Эти самскары могут в продолжении многих существований особи пребывать скрытыми; существо может совершенно не сознавать их. Но они обладают жизненной силой и снова выступают при подходящих условиях. Это – скрытые восприятия, предрасположения, открывающая возможность добрых и злых дел, служащие побуждениями к ним, подобные бациллам, развивающимся при определенных, благоприятных для них условиях. Покуда, следовательно, такие самскары имеются в духе, он не может успокоиться. Их нужно поэтому уничтожить. Это достигается тем, что человек уничтожает «неведение» (авидья). Под «неведением» Самкхья и Йога подразумевают незнание того, что дух и материя – нечто совершенно между собой различное. Если человек сознает – это заблуждение исчезает. Соединение духа с телом прекращается, наступает состояние «однобытия» (кайвалья), «избавления» (мукти), «погашения» (нирвана). «Неведение» есть причина самскар. Совершенно также учит и Будда. Но его «неведение» – иное. Буддийские тексты не оставляют сомнения в том, что разумел Будда под «неведением». Шарипутра говорит в одном древнем тексте: «Не знать страданий, друг, не знать происхождения страдания, не знать уничтожения страдания, не знать пути, ведущего к уничтожению страдания, – это, друг, называется неведением». То же подтверждается и другими текстами. «Неведение» есть, следовательно, незнание учения Будды. Кто не знает его, не может уничтожить самскары, не может, следовательно, достигнуть спасения. Чайльдерс, подвинувший в его «Dictionary of the Pali Language (London 1875) более чем кто-либо другой, понимание технических выражений буддизма, заметил уже, что самскары ведут в область кармы, т. е. действий человека, его добрых и злых дел. Если от прежних рождений дух получает предрасположение к доброму или злому, то, естественно, должен был возникнуть вопрос, может ли человек сделать из себя что-нибудь для влияния на эти предрасположения? Мнения об этом весьма расходились. Одни утверждали, что человек может определять свою судьбу собственными деяниями, другие отрицали это. Во главе отрицателей во времена Будды стоял Маккхали Госала, или, как его называют северные буддисты, Маскарин Госаликапутра, один из шести учителей, проповедовавших в стране одновременно с Буддой. Он был основателем секты Адживика, о которой упоминает царь Ашока Приядаршин (263–226 гг., по другим 272–232 гг. до Хр.) в одной из своих надписей на скале. Численность этой секты должна была быть, следовательно, многочисленной в то время. Он известен также джайнасам, которые называют его Госала Манкхалипутта и признают учеником отступника их учителя Махавиры. Из учения Маккхали до нас дошло, к сожалению, очень мало. Но известно, что он учил: «Нет действия, нет деяния, нет воли», т. е. что он отрицал свободу воли. Противниками его были Махавира и Будда. Махавира учил: «Есть напряжение, есть действие, сила, воля, мужественное хотение и деяние», а Будда: «Я учу, что есть действие, дело, воля». Будда объявил: «Как из всех тканых одежд волосяная самая худшая, так из всех учений учение Маккхали наихудшее». Будда, следовательно, принимал, что человек может влиять на свою судьбу, может даже определять ее.

Первое предложение каузальной формулы гласит: «Кто не познает учения Будды и не обратится к нему, тот не освободится от предрасположений к новому рождение». – Второе предложение утверждает: «Из самскары возникает мыслительная субстанция». Слово для мыслительной субстанции есть «виджньяна» и это соответствует вполне «буддхи» Самкхья. Схоласты пользуются обоими словами как синонимами. «Буддхи» понимается обыкновенно как способность образовывать и удерживать, представлена сила суждения, проницательность. Но в философии Самкхья «буддхи» есть субстанция, мыслительная субстанция. Это – орган различия, суждения, решения, и он считался самым главным из внутренних органов, почему и назывался также «махат» или «махан», «великий», в философии Йога – «читта» – «мышление», «мысль», «смысл». Буддисты, впрочем, также видят в «виджньяне» субстанцию, элемент (дхату). Это для них шестой элемент, рядом с землей, водой, огнем, ветром, эфиром. Он представляется как тонкий нетелесный элемент, не умирающий с человеком, но вместе с «самскар» и через их посредство сохраняющийся после смерти и дающий зародыш для нового существования. Он тождествен с «лингашарира» Самкхья. Самскары производят его; он есть их развитие, расцвет, возведение в явление.

Тесно связано с этим третье предложение: «Из мыслительной субстанции возникают имя и форма». «Имя и форма» (намарупа) есть древнее обозначение «индивидуума», «особи». Так, читаем в Мундака-Упанишаде: «Как реки, впадающие в океан, теряют названия и форму и исчезают, так и мудрый, утративший имя и форму, переходит в высший небесный дух». Самкхья и Йога не пользуются таким обозначением. Вместо него они употребляют «ахамкара», «я – делание», принятие «я», т. е. индивидуальности. Но Самкхья производит «ахамкара» из «буддхи», как буддизм «намарупу» из параллельной «буддхи» «ваджньяны». В тождественности этих понятий нельзя, следовательно, сомневаться.

Четвертое предложение гласит: «Из имени и формы возникают шесть органов». Шесть органов, это – пять чувств и дух (манас), так же как их внешний образ. Как в Самкхья, так и в буддизме они специализируются еще далее, что здесь может быть опущено. Четвертое предложение имеет такой смысл: «После того как особь образовалась теоретически, она проявляется практически приложением органов».

Пятое предложение: «Из шести органов возникает соприкосновение» и шестое: «Из прикосновения возникает ощущение» развивают мысль, высказанную в четвертом предложении. Шесть органов вступают, по их создании, в соотношение с объектами. Внутренний и внешний миры соприкасаются, а из этого возникает, как седьмой член ряда, «жажда», т. е., как мы видели, желание жить, радость жизни. Характерно для буддизма только исключительное употребление слова «жажда». Но Йога пользуется таким же выражением в совершенно такой же связи, хотя употребляет чаще слова «радость жизни» и «желание».

Восьмое предложение гласит: «Из жажды возникает привязанность (упадана)», цепляние за существование, пребывание в плену у жажды, привязанность к миру, к его радостям. Самкхья употребляет вместо «привязанность» выражение «добродетель и порок» (дхарма – дхармау), что, в сущности, то же самое.

Совершенно сходно и девятое предложение: «Из привязанности возникает образование (бхава)». Вместо бхава Самкхья употребляет выражение «самсмерти», «кругообращение рождений». В других случаях употребляется слово «самсара», синоним «бхава». Предложение означает, следовательно: «Привязанность к земному ведет к вечным, новым существованиям». Заключительные предложения развивают это в подробностях, перечисляя рождение, старость и смерть, боль и жалобы, страдание, скорбь и отчаяние. Таким образом, теоретически буддизм почти все заимствовал от Самкхья-йоги.

После Пратитьясамутпады важнейшее в буддизме – учение о пяти «скандха». Скандха подобное же многозначащее слово, как и самскара. Оно означает «ствол», «плечо», «отдел сочинения», «множество», «масса». В буддийском смысле оно означает «элементы бытия», элементы, из которых слагается всякое мыслящее существо. Таких скандха буддизм принимает пять: телесное, впечатление, ощущение, самскара и виджньяна. Два последних выражения уже известны нам из каузальной формулы. Но, как скандха, они понимаются шире. Как скандха всех самскара 52 числом. Они обозначают, как таковые, духовные способности, проявления человеческого духа, как размышление, радость, жадность, ненависть, ревность, стыд и т. п. Они след, преходящие впечатления. Виджньяна, напротив означает, как скандха, различающее, критическое познавание духа, различение того, есть ли какое дело или мысль хороши и достойны, или худы и недостойны, или ни то ни другое. Виджньяна подразделяется на 89 отделов и есть важнейшая из пяти скандх, почти столь же важная как сам дух (манас). Как самскара и виджньяна, три других скандха тоже подразделяются на классы.

Составленное из скандха существо не представляет однако, по Будде, что-либо постоянное, а есть нечто находящееся в постоянном течении и изменении. Нет «бытия», а только вечное «образование». Что мы называем «личностью» или «я» есть только сумма непрерывно следующих одно за другим движений. Есть, конечно, отдельные элементы, но нет целого. Все находится в вечном изменении. Самый известный и часто приводимый пример для иллюстрации такого учения, это пример о колеснице. Подробно он записан только в одном сочинении, относящемся к II столетию по Хр., в Милинда-паньхе, «Вопросах Милинды». Милинда, это – царь Менандр, правивший в Индии около 120 г. до Хр. и из всех греко-индийских царей наиболее распространивший здесь свое владычество. В сочинении описывается свидание царя с буддийским мудрецом Нагасеной. В начале своей длинной беседы Нагаеена спрашивает царя, прибыл ли он пешком или в колеснице. Царь отвечает, что он не ходит пешком и прибыл в колеснице. Нагасена предлагает ему объяснить, что такое колесница. «Есть ли колесница дышло? Или ось? Или колеса? Или кузов? Или шест со знаменем? Или хомут? Или удила? Или бич? Или дышло, ось, колеса, кузов, шест со знаменем, хомут, удила, бич вместе? Милинда вынужден ответить на все эти вопросы отрицательно и признать, что «колесница» только слово, что в действительности колесницы нет. Нагасе на ссылается в заключение на стихи, произнесенные перед Господом монахиней Ваджра. «Как после сложения частей слово тому «колесница», так при наличности скандха словесное выражение тому «существо». Но «существо», или, как обыкновенно говорится, «сам», т. е. «я» – не есть нечто постоянное. Неоднократно поучает Будда своих слушателей, что несведущие, неверующие люди с незапамятных времен держались взгляда: «Это мое; это я; это я сам», но сведущий, верующий человек при виде всех вещей говорить: «Это не мое, это не я; это не я сам». Как к всем другим вещам, это применяется и к собственной личности «Если, например, монахи, какой-нибудь человек станет собирать или жечь в этой джетаване (парке) траву, деревья, сучья, листву или по надобности воспользуется ими, придет ли вам в голову мысль, что этот человек сжигает или пользуется для своей надобности нами! «Нет, господин»! «Почему нет?» «Это не сами мы и не принадлежит нам».

«Также, монахи, и телесное впечатление, ощущение, самскара, виджньяна – не ваши. Отдайте их! Они не будут пригодны вам для спасения и счастья».

При этом возник вопрос, остается ли после смерти человек тем же или становится другим, вопрос весьма важный для учения о возрождении и, вместе с тем, о воздаянии после смерти. В Милиндапаньхе этот вопрос прямо поставляется Милиндой. Нагасена отвечает, что человек после смерти не остается тем же, но и не становится другим, и пытается доказать это рядом сравнений, примером которых может служить следующее. «Если, например, великий государь, человек зажигает светильник, будет ли он гореть всю ночь?» «Да, господин, он может гореть всю ночь». «Но есть ли, великий государь, пламя в первую смену (т. е. стражу) ночи тоже, что во вторую?» «Нет, господин». «Есть ли пламя во вторую смену то же, что в третью?» «Нет, господин». «Был ли, великий государь, светильник в первую смену другой, чем во вторую, а этот снова иной, чем в третью?» «Нет, господин, свет всю ночь исходил от одного светильника». «Так же, великий государь, следуют один за другим и элементы форм бытия. Один возникает, другой проходит; без начала и конца следуют они непосредственно один за другим. Ни как тот же самый, ни как другой, подходят они к последнему сложению виджньяны». Личность, след., остается все той же, только элементы, из которых она составлена, постоянно изменяются. Каждый должен поэтому нести следствия своих дел в этом рождении и в ближайшем.

Как с телом, так и с душой. Будда вовсе не отрицает существования души. Он отрицает только, что существует вечная неизменяющаяся душа, как нечто совершенно различное и отдельное от тела. Душа есть также только масса вечно изменяющихся отдельных элементов. Буддисты выступают поэтому и против материалистов, утверждающих, что нет души.

Для представления этого вечно движущегося и изменяющегося Будда избирает по преимуществу образ потока, как Гераклит, или еще чаще образ пламени (как, например, в горной проповеди). Когда Кисаготами сделалась монахиней, она зажгла раз в монастыре светильник, и когда увидала, что пламя то потухает, то снова вспыхивает, она сказала: «Так же возникают и приходят живые существа, но тех, которые достигли нирваны, не увидят более». Будда явился ей и подтвердил это теми же словами. В Тхеригатхе рассказывает монахиня Патачара, как она достигла спасения. Под конец она говорит: «Тогда взяла я светильник, пошла в монастырь, увидала свое ложе и легла на постель. Я взяла иголку и вытащила ею светильню. И дух мой освободился так же, как погас светильник». Слова «как погас светильник» звучат на пали: падиппассева ниббанам. Слово ниббана, более известное в санскритской форме нирвана, доминирует в учении Будды. Нирвана слагается из префикса нис1 «из», переходящего перед звучащими гласными в нир, корня ва – «дуть», «веять» и суффикса participii praeteriti passivi на. Оно означает буквально: «вывеяно», «выдуто», «погашено», «потушено», а в качестве существительного «погашение», потухание». В этом буквальном смысле оно употребляется часто, как в приведенном только что выше отрывке. Затем оно переносится на погашение огня вожделения. Кто знает четыре благородных истины, кто поступает по ним, кто совершенно укротил свои страсти, тот достигает еще на земле состояния блаженного покоя, нирваны. Святой не имеет надобности дожидаться смерти, чтобы спастись, он находит спасение еще на Земле. В Тхерагатхе тхера Самкртья говорит: «Я не желаю смерти, я не желаю жизни. Я ожидаю моего часа, как работник своего жалованья. Я не желаю смерти, я не желаю жизни. Я жду моего часа, полный сознания и мысли», – древние стихи, приписываемые также Шарипутре и встречающиеся уже отчасти в брахманской литературе. Тексты часто выставляют на вид, что нирвана для буддистов означает прежде всего состояние безгрешия и отсутствия страдания. Однажды пришел к Шарипутре странствующий монах Джамбукхадака и сказал ему: «Говорят часто, брат Шарипутра, нирвана, нирвана! Но что же это такое – нирвана? И Шарипутра ответил: «Уничтожение страстей, уничтожение грехов, уничтожение слепоты, вот, брат, что значит нирвана». На вопрос Джамбукхадаки, имеется ли путь к достижению нирваны, Шарипутра рекомендует ему благородный восьмичленный путь. В Дхаммападе читаем: «Если ты не возбуждаешься более, стал как треснувший колокол, то ты достиг нирваны, ты не будешь более вести дурных речей». И в Суттанипате: «У кого уничтожены страсти, кто освободился от высокомерия, кто одолел всю стезю вожделений, кто овладел вполне собой и достиг нирваны, крепкий духом, тот идет правильно в мире». Существует спасение уже при жизни. Это, впрочем, также не что-либо свойственное только буддизму. Всем философским системам Индии присуща мысль, что спасение достигается только определенным познанием, которое затем не может быть утрачено. Это спасение при жизни называется «дживанмукти», а спасенный при жизни «дживанмукта». «Дживанмукти» брахманов соответствует вполне «Самдиттхикам Ниббанам», «нирване при жизни» буддистов. Если Будда учил, что нирвана может быть достигнута еще при жизни, то он следовал только воззрениям своего времени и своих предшественников. Несколько нов был только путь, им избранный. Нирвана есть прежде всего погашение жажды, оставление радостей этого мира. Но этим еще не достигается полное спасение. Познание не оказывает обратно действующей силы на дела, совершенные мною до познания, оно не уничтожает самскар, скрытых впечатлений. Следствия этих дел должен нести и спасенный при жизни. Но после познания, и след., после спасения при жизни, спасенный не совершает более дел, способных влиять на его будущее, так как он к всем вещам этого мира равнодушен. С достижением познания и с исчезанием неведения, прекращается возможность добрых и злых дел, а вместе с тем и возможность нового рождения. Кругооборот жизни заканчивается смертью. Спасенный умирает, не просыпаясь вновь. В Суттанипате рассказывается, что когда однажды Будда находился в Алави, незадолго до того там умер один из старейшин, Нигродхакаппа, учитель Вангисы, импровизатора между старейшими. Вангиса желал узнать, достиг ли Нигродхакаппа нирваны или нет, и спросил Будду: «Не была ли напрасна для Нигродхакаппы та благочестивая жизнь, которую он вел? Вступил ли он в нирвану, или его скандха еще существуют?» Господь ответил: «Он уничтожил в этом мире жажду имени и формы, уничтожил поток Марас, в котором долго находился; он преодолел без остатка рождение и смерть». «Преодолеть без остатка рождение и смерть» значит: у него не осталось никаких остатков скандха, т. е. он не возродится. А когда старейший Годхика сам лишил себя жизни, Будда сказал: «Годхика, сын хорошей семьи, перешел в нирвану; его мыслительной субстанций нигде уже более нет. Годхика перешел в нирвану, победив воинство смерти; он не приобрел более возрождения и вырвал с корнем жажду». «Перешел в нирвану» в оригинале – «Париниббуто», и всегда тексты, когда они говорят точно о состоянии умершего, достигшего полного избавления от возрождения, пользуются выражением париниббана = санскр. паринирвана – «полная нирвана». Сочинение, сообщающее нам о смерти Будды, называется Махапариниббанасутта, и с момента, когда Будда умер, к нему применяется только выражение париниббута. Нирвана имеет фактически две ступени: спасение при жизни, собственно нирвана, и спасение после смерти, прекращение перерождений, паринирвана, только неправильно называемая просто нирваной. Первая ступень есть необходимое предварительное условие для второй. Кто достиг правильного познания учения Будды и решился оставаться в нем, тот заявляет тем свое намерение не возрождаться более. Нирвана есть противоположность «тршна», «жажде». Как тршна есть утверждение воли к жизни, так нирвана ее отрицание. Погашение жажды имеет следствием погашение жизни, верную смерть. Это логическое последствие учения Будды.

Встречаются, однако, места в древних текстах, в которых Будда прямо отклоняет вопрос о состоянии после смерти; поэтому было высказано утверждение, что Будда избегал ясной формулировки понятия нирвана и что официальным догматом было: «О состоянии после смерти Совершенный не открыл ничего». Это неправильно. Правда, Будда отклоняет вопрос о том, что делается с человеком после смерти, но только потому, что этот вопрос совершенно лишний для спасения. Он не оставил ни малейшего сомнения, в чем заключается цель его учения: это – успокоение всех самскар, т. е. всех мыслей, имеющихся в духе от прежних рождений, уничтожение мыслительной субстанции, уничтожение всех скандха, вечная смерть. Что эта цель может быть достигнута, человек познает при вступлении в первую нирвану, когда он спасается еще при жизни. Тогда он убеждается, что это его рождение – последнее, что более для него нет возрождения, что он по смерти достигает полной нирваны. Таким образом, первая нирвана есть для него причина счастья, беспечальная, несравненная земля мира, вечное убежище, в котором не знают страданий, место, которое буддийские источники расписывают яркими красками. Выражения, подобные только что приведенным, легко могли повести к представлению о рае, что и произошло, действительно, в северном буддизме.

Сам Будда, однако, понимал свою нирвану, несомненно, иначе. Для него это было полное угасание после смерти, конец возрождений. Но и в этом Будда не был новатором. «Имя и число» встречаются в том же смысле не только у брахманов, но и у джайнасов и других сект. Как философская система буддизм стоит, как уже сказано, невысоко. Он в полной зависимости от Самкхья-йоги, и его корни вполне в почве Индии. Но если Будда, вообще, рассчитывал найти учеников, он не мог избежать философского обоснования. Ученый в Индии с древнейших времен ничего не значил, если он не мог вести диспута, и Будда в течение своей долгой жизни часто пускался в словопрения со споролюбивыми жрецами различных сект. Нигде не было легче основать новую философскую систему, как в Индии. Уже небольшого уклонения от какой-либо известной существующей доктрины было достаточно, чтобы выступить, основателем новой. Так было не только в философии, но и в грамматике, риторике, медицине. Но для Будды система не была самодовлеющей целью, а, как уже сказано ранее, только средством для цели. Для народа всякая система была бесцельной, а Будда обращался к народу. Если три первые благородные истины были его философским исповеданием, то четвертая – путь, ведущий к прекращению страдания, была его исповеданием религиозным. Четвертая истина обнимает этику буддизма. Именно она врезается глубоко в обыденную жизнь, и именно в ней проявляется в ярком свете величие Будды. Только через нее буддизм становится религией.

Бенаресская проповедь говорит об этом: «Вот, монахи, благородная истина о пути, ведущем к уничтожению страдания. Это – благородный восьмичленный путь, именно: правая вера, правая решимость, правое слово, правое дело, правая жизнь, правое самостарание, правое мышление, правое самоуглубление».

Во главе стоит, след., правая, истинная вера, и это само собой понятно. Награда, обещаемая Буддой, ожидает только верующего, прежде всего – монаха, отрекшегося от этого мира. Но и мирянин должен к ней стремиться. Предписания для мирян, конечно, существенно иные, чем для монаха. Чтобы сделаться буддийским мирянином, достаточно троекратное произнесение «Трех Прибежищ»: «Я прибегаю к Будде; я прибегаю к Закону; я прибегаю к Общине». Это три предложения называются «Три Драгоценности».

Вступая в церковь, мирянин принимает на себя долг соблюдать пять заповедей, которые обязательны для всех буддистов. Они гласят: 1. Ты не должен убивать. 2. Ты не должен красть. 3. Ты не должен жить нецеломудренно. 4. Ты не должен лгать. 5. Ты не должен пить опьяняющих напитков. К этим пяти заповедям сводятся все обязанности мирянина. Он может их исполнить в точности только тогда, когда обуздает свои страсти, и этим спасет свое сердце. Это спасение сердца (четовимукти) есть любовь (Майтри, пали – Метта).

Как и христианство, буддизм выставляет главнейшей добродетелью – любовь. Заканчивая свою проповедь в Бенаресе, Будда говорит: «И на меня нашло познание и понимание; непоколебимо спасение моего сердца; это мое последнее рождение; нет более возрождения (для меня)». А в конце «горной проповеди» читаем: «Освобождением от страстей он спасется. И когда он спасется, то познает, что он спасен, и ему станет ясно, что возрождение закончилось, святость достигнута, что он исполнил свой долг и что для него нет более возврата в этот мир». О слушателях же этой проповеди говорится: «Во время этого изложения сердца тысячи монахов совершенно избавились от страстей». И вместе с этим в сердца их вошла любовь. Она – «спасение сердца». Все, писавшие до сих пор о буддизме, просмотрели главное место, посвященное буддийской любви. Оно гласит: «Все средства в этой жизни для приобретения религиозной заслуги не стоят, монахи, шестнадцатой доли любви, спасения сердца. Любовь, спасение сердца, включает их в себя и светит, и блестит, и сияет. И как весь свет звезд, монахи, не стоит шестнадцатой доли лунного сияния, но лунное сияние включает его в себя и светит, и блестит, и сияет, так, монахи, все средства в этой жизни для приобретения религиозной заслуги не стоят шестнадцатой доли любви, спасения сердца. Любовь, спасение сердца, включает их в себя и светит, и блестит, и сияет. И подобно тому, монахи, как в последний месяц дождливой поры, осенью, на ясном безоблачном небе солнце, восходя по небу, прогоняет весь мрак в воздушном пространстве и светит, и блестит, и сияет, и как ночью, ранним утром светит, блестит и сияет утренняя звезда, так, монахи, все средства в этой жизни для приобретения религиозной заслуги не стоят шестнадцатой доли любви, спасения сердца. Любовь, спасение сердца, включает их в себя и светит, и блестит, и сияет. В другом месте говорится: «Кто, монахи, утром, в полдень и вечером жертвует по сто горшков с пищей, и кто утром, в полдень и вечером, хотя бы на мгновение, вызывает любовь в своем сердце, второй из них получает от того большую пользу. Поэтому, монахи, вы должны учить так: любовь, спасение сердца, будем мы вызывать, усиливать, ей споспешествовать, ее усваивать, ее оказывать, ее достигать, ее правильно прилагать». Сила любви представляется великой. Кто проявляет любовь, тот имеет от того восемь преимуществ: он хорошо спит; он хорошо пробуждается; он не имеет дурных снов; люди к нему относятся хорошо; все другие существа относятся к нему хорошо; боги охраняют его; огонь, яд, меч не вредит ему; если он далее и не усвоит себе ничего, он пойдет в мир Брахмана (высшее небо). Когда Будда желает приобрести себе человека, он «пронизывает его духом любви». Рассказывается, что однажды, когда Будда пришел в Кушинагару, Малласы постановили, что всякий, кто не выйдет приветствовать Господа, повинен будет заплатить штраф 500 золотых. Один приятель Ананды, Малла Роджа, также вышел навстречу Будде, чему Ананда очень обрадовался. Но Малла Роджа сказал ему, что он сделал это не для Будды, Закона и Общины; он вышел навстречу только из за грозящего штрафа. Ананда, огорченный этим, пошел к Будде, указал ему на то, что Роджа видный человек, что приобретение его было бы полезно для учения, и просил Будду обратить его. Будда «пронзил его духом любви», и Роджа пошел, «как корова тяжелая теленком» от вихары к вихаре, и спрашивал монахов о Господе, покуда не нашел его. Он был затем обращен. Даже диких зверей укрощает мощь любви. Когда Девадатта подкупил сторожей злого слона Налагири, чтобы они выпустили его на Будду, то Будда «пронзил слона духом любви», и «пронизанный духом любви» слон остановился с поднятым хоботом перед Буддой, который гладил его рукой. С этого времени Налагири стал ручным, и люди пели тогда стих: «Многие укрощают палкою, крюком и бичом; без палки и оружия был укрощен слон великим Святым». Когда один монах умер однажды от укуса змеи, Будда сложил вину на то, что монах не «пронзил духом любви» четыре рода змеиных царей. Он оставил своим ученикам одно изречение, являющееся древнейшим примером в буддийской литературе столь излюбленных впоследствии формул заклинания. Говорящий уверяет, что он любит всех существ, безногих, двуногих, четвероногих, многоногих.

Будда побуждал многократно окружавших его заботиться о духе любви. В Меттасутге Суттанипаты говорится: «Как мать охраняет свое дитя, своего единственного ребенка, своей жизнью, так следует проявлять безмерную любовь к всем существам, к всему миру следует проявлять безмерную любовь к высшим, к низшим, к равным с нами, беспредельно, без вражды и соперничества. Стоя, ходя, сидя, лежа, покуда человек бодрствует, он должен выказывать такое расположение. Это называется жизнью в Боге». Любовь, сострадание, дружественное участие и спокойствие составляют жизнь в Боге; они – «Четыре Неизмеримых», или, как их называет северный буддизм, «Четыре жизни в Боге». Но источник трех последних есть любовь (Метта), всегда занимающая первое место. Она, как мы видели, поставляется выше всяких святых дел. Все жертвы, приносимые благочестивыми царями, не стоят шестнадцатой доли сердца, излучающего любовь. За немногими исключениями монахи последовали увещанию Будды. Трогательно читать, с какою любовью они встречали Будду и как они и сами между собой держались в любви и верности. «Однажды, так рассказывается, отправился Возвышенный в Прачинавамшадаву («Восточный Бамбуковый лес»). Там жили тогда преподобный Ануруддха, преподобный Нандика и преподобный Кимбила. Лесной сторож увидал издали идущего Возвышенного, и когда он увидел его, сказал ему: «Не ходи в этот лес, аскет! Здесь живут три важных господина, которые никогда не изменяют себе; не беспокой их!» Преподобный Ануруддха услыхал, что говорил лесной сторож Возвышенному, и когда он услышал это, сказал сторожу: «Брат лесной сторож, не препятствуй Возвышенному. Это наш высокий Учитель». И преподобный Ануруддха пошел к преподобному Нандике и к преподобному Кимбиле и сказал им: «Идите, преподобные, пришел преподобный, наш высокий Учитель». И преподобный Ануруддха, и преподобный Найдика, и преподобный Кимбила вышли навстречу Возвышенному; один взял у Возвышенного милостынный горшок и верхнюю одежду, другой приготовил ему сиденье, третий принес ему воды для умывания ног, скамеечку и таз. Возвышенный сел на приготовленное сиденье и умыл себе ноги. И после того, как преподобные поздоровались с Возвышенным, они сели возле него. И к преподобному Ануруддхе, сидевшему рядом с ним, так обратился Возвышенный: «Как живется вам, Ануруддха? Есть ли чем жить? Нет ли недостатка в подаяниях?»

«Живется нам сносно, Возвышенный. У нас есть чем жить, и мы не имеем, господин, недостатка в подаяниях». «Живете ли, Ануруддха, вместе, согласно, без споров, мирно, глядя дружественно один на другого?» – «Мы живем, господин, вместе, согласно, без споров, мирно, и смотрим дружественно один на другого». – «Каким же образом поступаете вы так, Ануруддха?» – «Я думаю, Господин, что для меня прибыль и счастье, что я живу вместе с такими священнослужителями. Во мне, господин, возникла деятельная любовь к этим преподобным, любовь руками, устами и сердцем, открытая и скрытая. Я думаю так, Господин: не могу ли я подавить мою собственную волю и поступать по воле этих преподобных? И я подавил, господин, мою собственную волю и поступаю по воле этих преподобных. Ибо тела наши, господину различны, сердце же наше, думаю я, одно». Тот же самый ответ получил Будда на свой вопрос от Нандики и Кимбилы.

Образы, подобные этим трем монахам, не единичны в истории буддизма. Они показывают, что нравственность буддизма нечто большее, чем простая «условная мораль». Правда, буддизм не выставил идеального требования христианства любить врагов своих. Он учит только не платить ненавистью за ненависть и делать добро ненавидящим нас. В Дхаммападе говорится: «Мы хотим жить счастливо, без ненависти между врагами; без ненависти хотим мы жить между ненавидящими нас». «Безгневием покоряй гнев; злое покоряй добром; скупого покоряй дарами; истиной покоряй лжеца». «Враждою не утишается вражда в этом мире; невраждою утишается она; таков вечный закон». Более еще чем по христианскому учению обещается благочестивому награда по учению буддизма, и буддист думает о ней, делая доброе. Но на практике встречается в буддизме не менее бескорыстных, благочестивых людей, чем в христианстве.

Не верно также, как это делает Гарнак, называть буддизм религией, которая «не руководится одним принципом» и в которой «в основной мысли слишком мало нормированного, а в отдельных законах слишком много». Основная мысль буддизма – майтри, пали – метта. Метта не есть ни сострадание, ни чувство дружбы, но христианская любовь. Сострадание, это – «каруна», а чувство дружбы – «мудита», две следующие за меттой «неизмеримый». Каруна – это «горевание с горюющим», мудита – «радование с радующимся». Они вытекают из метты. Метта же зарождается в сердце человека тем, что он «оставляет любовь (рага) и вражду (доса)». Рага – это чувственная любовь, привязанность к предметам этого мира, к женщине и ребенку, к достатку и имуществу, к радостям и наслаждениям жизни. Метта – это любовь к ближнему, обнимающая всех существ, и которой достигает только тот, кто освобождается от раги и досы. Только таковой вступает в обладание четырех «неизмеримых», Упеккха (санскр. упекша), «спокойствия» (равнодушия). Идеал этой добродетели описывается словами, вкладываемыми в уста самого Будды: «К причиняющим мне боль и к уготовляющим мне радость, к всем отношусь я одинаково; участия и досады нет у меня. Радость и боль, честь и бесчестие уравновешиваются во мне; к всему я одинаков; это завершение моего равнодушия (Upekkha)». На этой ступени человек избавлен от страстей и уверен в вечной смерти.

Если «в языке буддизма и нет слов для той поэзии христианской любви, о которой говорит хвалебная песнь Павла» (Ольденберг), то никто все-таки не может отрицать поэзии и глубокого чувства в хвалебной песне Будды, посвященной Метта, и которую я привел выше из Итивуттаки. Превратным было бы унижать христианство перед буддизмом, но также несправедливо было бы и умалять буддизм перед христианством. По их нравственным законам обе религии стоят одинаково, а в следовании этим законам буддисты идут часто далее христиан. Так, например, по отношению первой заповеди буддизма: «Ты не должен убивать».

В Дхаммикасутте Суттанипаты говорится: «Не должно убивать, ни заставлять убивать какое бы то ни было живое существо, ни одобрять, когда другие убивают; но нужно остерегаться причинять страдание существам, как тем, которые сильны, так и тем, которые дрожат в мире». С этой заповедью стоит в связи, как было уже упомянуто, обычай соблюдения дождливой поры. Против первой заповеди грешит не только тот, кто сам убивает, но и кто приказывает убивать, кто присутствует при нем, кто косвенно вызывает его. Поэтому буддисты гнушаются животными жертвами брахманов, так же как охотой и войной. Охотники, рыбаки, мясники причисляются к самым презренным сословиям. Разумеется, при строгом проведении, эта заповедь должна привести к нелепостям. Следуя ей, нельзя было бы убивать вредных и докучливых животных, что в Индии еще менее допустимо, чем у нас. Там люди терпят от всякой гадины, и тысячи становятся ежегодно жертвами тигров и змей. На практике и не пошли так далеко. Но что заповедь оказала доброе влияние, и доказательство тому мы имеем в надписях царя Ашоки Приядаршина. Первый эдикт его гласит: «Здесь (т. е, в моем царстве) нельзя убивать и приносить в жертву никакого животного, и не могут быть устраиваемы никакие пиршества. Ибо богами любимый царь Приядаршин видит большой вред в пиршествах. Но есть многие праздничные собрания, которые богами любимый царь Приядаршин считает хорошими. Прежде на кухне богами любимого царя Приядаршина убивались тысячи животных для приготовления из них навара. Теперь, с тех пор, как написан этот религиозный эдикт, будут убиваться только три животных, два павлина и газель, да и газель не всегда. В будущем и эти три животных не будут убиваться». Ясно говорит об изменении взглядов царя и тринадцатый эдикт, в котором он выражает глубокое сожаление о тех жестокостях, которые были совершены им ранее, при завоевании земли Калинга.

Первая заповедь понимается буддистами еще и так, что живым существам должна была оказываема во всех отношениях пощада. Второй эдикт Ашоки гласит: «Повсюду в государстве богами любимого царя Приядаршина и у его соседей..., повсюду богамилюбимый царь Приядаршин повелел устроить два вида лечебниц: лечебницы для людей и лечебницы для животных. Где не имеется пригодных для людей и животных трав, там повелел он их добыть и посадить. Также, если где-то нет корней и плодов, он повелел достать их и посадить. По дорогам повелел он сажать деревья и рыть колодцы для пользования животным и людям». Всюду в буддийских странах обязанность любви к ближним распространяется и на животных. Выдающееся влияние на проявление такой широкой заботы о животных имело, несомненно, учение о переселении душ. Нельзя было быть уверенным, что в каком-нибудь животном не живет в данное время душа какого-нибудь родственника.

Первая заповедь требует вместе с тем широкой любви к ближнему. И никакая религия не была терпимее буддизма, составляющего в этом отношении прямую противоположность исламу. Между всеми великими религиями она одна никогда не старалась распространять себя мечом и силой. Буддист хотя и считает свою религию наилучшей, но он оставляет и другим их веру. Эту терпимость показывает нам двенадцатый эдикт Ашоки. «Любимый богами царь Приядаршин чтит все религиозные сообщества, как странствующие, так и оседлые, он раздает им дары и выражает разным образом свое почтение. Но любимый богами придает не столько значения подаркам и оказанию чести, сколько тому, чтобы то, что составляет особенность их, процветало. Процветание особенностей всех религиозных сообществ многообразно, но основой должна служить осторожность в речи, чтобы именно не восхвалять высоко свое собственное религиозное сообщество или не поносить и не унижать без основания другие религиозные сообщества, но при всяком подходящем поводе оказывать почет чужим религиям. Поступая так при каждом подходящем случае, они содействуют своей собственной религии и творят также добро другим религиям. Кто поступает иначе, тот вредит своей религии и творит зло другим религиям. Ибо, кто всегда восхваляет свою религию и хулит другую религию, тот, думая возвысить свою религию и придать ей более блеска, на самом деле приносит ей тем больший вред. Единение одно во благо, когда каждый внимает учению другого и внимает охотно. Эта терпимость была губительна для буддизма, особенно всюду, где он встречается с исламом.

Вторая заповедь гласит: «Ты не должен красть». Дхаммикасутта говорит об этом: «Разумный ученик Будды не должен брать нигде ничего, что ему не дано; он не должен и поручать другому брать что-либо, ни одобрять, когда кто что-либо берет. Он не должен брать ничего, что ему не дано». И эта заповедь имеет свою положительную сторону и повелевает тогда: «Ты должен давать». После любви ни одна добродетель так не важна у буддистов, как щедрость; иногда может даже казаться, что она ставится во главе всех добродетелей. Может быть, при этом играет некоторую роль и своекорыстие. Нужно принять во внимание, что монахи не работают, но живут исключительно щедротами мирян. Было, следовательно, в их собственном интересе всячески восхвалять эту добродетель. Индийские жрецы понимали это отлично со времен Ригведы. В Дхаммападе читаем: «Жадные не войдут в мир богов; только дураки не восхваляют щедрости. Мудрый наслаждается щедростью и становится тем счастливым в этом мире». Заслуга и награда повышаются соответственно настроению, с которым дающий дарит. Учение христианства, что Бог любит дающего с радостью, разделяется и буддизмом. Кто дает неохотно, получает от своего дара не пользу, а вред. Рассказывается, что когда Господь пребывал однажды в Велуване, пришел туда один человек, который нес на плече сноп сахарного тростника и жевал один его колос. За ним шел добродетельный, благочестивый мирянин-буддист с маленьким мальчиком. Мальчик просил со слезами сахарного тростника, но человек ему не дал. Когда отец, указывая на громко плачущего ребенка, стал просить сахарного тростника, человек бросил ему его наконец неохотно через плечо. После смерти он за свою жадность возродился среди привидений, и его награда соответствовала его делам. Он возродился в большой роще, поросшей высоким сахарным тростником. Как только он пытался сорвать этот тростник, тот ударял его, и он падал в обмороке. Он был избавлен Маудгаляяной, который дал ему совет схватить тростник отвернувшись, как он когда-то бросил его ребенку. Мораль этой истории такова, что все должно даваться радостно и охотно. Даже малые подарки ведут к большой награде. Однажды Будда рассказал историю о сыне одного богатого гильдейского мастера в Раджагрихе. Из чрезмерной любви родители не учили их сына ничему, так как они считали свое богатство таким крупным, что сын не мог бы его растратить. Он попал, однако, в общество, проводил время в кутежах с игроками и певцами и кончил тем, что стал нищим. В убежище для бесприютных встретился он раз с ворами, которые уговорили его совершить вместе кражу. При этом по неловкости он был пойман и осужден на смерть. По дороге на место казни увидала его гетера, с которой ранее он имел сношения. Из сострадания к его печальной судьбе она послала ему четыре штуки сластей и воды. В этот момент Махамаудгаляяна увидал своим божественным взором его несчастье и попытался его спасти из ада. Он явился перед ним, и осужденный предложил ему с верующим сердцем сластей и воды. За это после казни он возродился как древесный бог на большой густотенистой смоковнице в горном лесу.

Так как полем его доброго дела послужил Маудгаляяна, то даже за это доброе дело он возродился в мире богов. Но в момент смерти он благодарно вспомнил о гетере, и через это сердце его оказалось запятнанным, так что он должен был удовольствоваться рангом земного духа. Зато он имел потом преимущество прожить к своему удовольствию одну неделю с своей любимой гетерой. Будда произнес после этого рассказа стихи: «Архаты подобны полю, дарители – пахарям, дары – семени; из этого происходит плод. Это семя, эта пахота и это поле служат на благо духам умерших и дарителю. Духи умерших наслаждаются тем, а даритель возвышается своим благочестивым делом. Если он здесь делает доброе и чтит духов умерших, он восходит на небо, так как совершил хорошее дело».

Буддист должен, если он может, принести пользу другим созданиям, без колебаний охотно жертвовать своей жизнью. И об этом рассказываются многие истории. Щедрость, как и у брахманов, ставится в обязанность особенно царям. Как четыре добродетели, через которые царь может и должен стать популярным, указываются: щедрость, ласковость, старание в государственных делах и беспристрастие. Щедрость буддийские властители проявляли широко во все времена. В третьем и одиннадцатом эдиктах Ашока Приядаршин называет похвальным и законным: послушание родителям, щедрость к друзьям, знакомым, родственникам, брахман и аскетам, неумерщвление живых существ и воздержание от хуления инаковерующих. В восьмом эдикте он говорит, что во время своих путешествий он принимает аскетов, брахманов и старцев, одаряет их и разделяет между ними золото. Буддийские пилигримы из Китая описывают, с какою расточительностью раздают цари подарки при больших религиозных собраниях. Благотворители, как Анаткапиндика и Вишакха, живут в памяти буддистов до настоящего времени.

Третья заповедь гласит: «Ты не должен жить нецеломудренно». В Дхаммикасутте говорится об этом: «Разумный да избегает нецеломудренной жизни как кучи (раскаленного) угля. Если он не в состоянии вести себя целомудренно, то да не присвоит он себе жены другого». Признается, вообще, похвальным для мирянина воздерживаться от сношений с женщинами. Для монаха это было обязательным. Буддизм, как и католицизм, предписывает целибат. За нарушение брака угрожается тягчайшим наказанием, продолжающимся чрез многие рождения. Дхаммапада учит: «Постепенно и при всяком случае да удаляет разумный с себя ржавчину, как кузнец с серебра. Ржавчина, возникающая на железе, постепенно съедает его; так и неразумно поступающего ввергают его дела в ад. Ржавчина у женщины есть дурное поведение, ржавчина у дающего – жадность, ржавчина суть греховные наклонности на этом и том свете». «Четырех вещей достигает неразумный человек, сходящийся с женою другого; грех – сожитие без наслаждения, наказание в этой жизни, ад. Он совершает грех, наслаждение у него не велико, так как он и она полны страха (перед открытием), царь налагает на него тяжелое наказание. Поэтому человек не должен сходиться с женою другого». Суттанипата говорит: «Кто сходится с женами родных или друзей, насильно или по соглашению, тот – отверженный».

Четвертая заповедь говорит: «Ты не должен лгать». Дхаммикасутта говорит об этом: «Ни перед судом, ни в собрании не должен никто лгать на другого. Не должно никого совращать к лжи, ни одобрять того, кто лжет, но избегать всякого вида лжи». В Кокальясутте говорится: «Во рту человека возникает при его рождении топор, которым глупый поражает себя, когда ведет худую речь. Кто хвалит кого, заслуживающего порицания, или порицает заслуживающего похвалы, тот извергает своим ртом несчастный выброс и не приносит этим себе счастья. Неважен несчастный выброс, чрез который при игре в кости проигрывают деньги; гораздо важнее тот несчастный выброс, которым грешат против доброго. Кто говорит неправду и кто отрицает то, что им сделано, пойдут в ад; с обоими низко поступающими будет после их смерти на том свете поступлено одинаково. Когда кто-то выставляет дурным человека чистого и невинного, то грех падает обратно на глупца, как пыль, выброшенная против ветра». Положительная сторона заповеди: «Ты должен говорить о твоем ближнем только хорошее». В одной из своих речей Будда говорит о монахе: «Он оставляет злословие, отвращается от клеветы. Что он слышал здесь, он не будет говорить там, дабы не разъединить этих; что он слышал там, он не будет говорить здесь, дабы не разъединить тех. Он примиряет разъединившихся и укрепляет объединенных. Согласие – его блаженство, согласие – его радость, согласие – его наслаждение; создающие согласие слова говорит он. От грубых речей удерживается он, грубые слова оставляет. Он говорит только слова непорочные, приятные для слуха, любезные, идущие к сердцу, вежливые, любовные и приятные народу». То, что здесь говорится о монахе, в другом месте теми же самыми словами определяется как качество самого Будды и рекомендуется всем людям.

Пятая заповедь такова: «Ты не должен пить опьяняющих напитков». Климат Индии требует трезвости, и полное запрещение опьяняющих напитков было благодетельно и необходимо, тем более что в древности индусы любили выпить. Дхаммикасутта говорит: «Хозяин, следующий этому закону (т. е. учению Будды), не должен пить опьяняющих напитков, ни приглашать других пить их, ни одобрять, когда другие пьют, потому что он знает, что конец пьянства – безумие. Ибо в пьянстве глупые грешат и делают других людей пьяными. Нужно избегать этого греха, который вызывает безумие, увлекает к глупости и только глупому кажется хорошим».

Таковы пять заповедей, которые должен соблюдать мирянин. Кто не делает этого, тот, как говорит Дхаммапада, вырывает сам себе корни. Монаху поставляются еще пять других заповедей, всего, следовательно десять: 6. Не есть в неуказанное время. 7. Не принимать участие в пляске, пении, музыке, представлениях. 8. Не пользоваться венками, благовониями и украшениями. 9. Не спать на высокой или широкой кровати. 10. Не принимать золота и серебра. Мирянам также ставится в заслугу соблюдение первых трех из этих заповедей, если не всю жизнь, то по крайней мере в известные дни. Считается противным религии, если эти три заповеди не соблюдаются в дни Упавасатха. Эти дни Упавасатха соответствуют нашим воскресеньям; это день полнолуния, день новолуния и каждый восьмой день после полнолуния и новолуния. Название означает «Постный день». В брахманизме это был день перед большой жертвой Сома, когда постились. В буддизме это уже не был день поста, но день покаяния. В дни Упавасатха миряне надевают свои лучшие одежды. Благочестивые воздерживаются от своих занятий и от мирских удовольствий. Они отправляются к священнику и заявляют о своем намерении соблюдать в этот день восемь заповедей. Для духовных в дни ново– и полнолуния полагается большая исповедь, о которой речь будет ниже.

С именем благочестивого, по древнеиндийскому и древнеиранскому воззрению, перешедшему и в христианство, соединяется представление о человеке, который не грешит ни мыслью, ни словом, ни делом. В буддизме это тройное деление весьма обычно, и грехи поэтому подразделяются на три класса: на грехи мысли, слова и дела. Грехи мысли суть: корыстолюбие, злоба, склонность к сомнению; грехи слова: ложь, клевета, проклятья, пустая болтовня; грехи тела: убийство, воровство, недозволительное половое сношение, – всего десять. В Сигаловадасутте Дигханикаи приводится кодекс нравственности, едва ли заключающий в себе пробелы. Об этой сутте Чайльдерс справедливо заметил, что она открывает нам не «замерзший мир буддизма», но что она исполнена энтузиазма человечности. Отношения между родителями и детьми, между учителем и учеником, мужем и женой, господином и слугой, друзьями, мирянами и монахами определяются ясно, взаимные обязанности устанавливаются точно. О родителях и детях например говорится: «В пяти видах должен проявлять сын попечение о родителях. Он должен говорить: «Я буду их кормить, как они кормили меня; я буду для них работать; я буду продолжать мой род; я вступлю во владение моим наследством; я отдам им долг (почту их), когда они умрут». В пяти видах родители проявляют любовь к их сыну: они удерживают его от греха, наставляют его в добродетели, учат его чему-нибудь дельному, приискивают ему подходящую жену и оставляют ему в свое время наследство». О господах и слугах говорится: «В пяти видах должен проявлять господин заботу о своих слугах. Он должен им давать работу по силам, должен кормить и вознаграждать их, опекать их во время болезни, предоставлять им участие в необычных удовольствиях и давать им отдых в надлежащее время. В пяти видах выказывают слуги любовь к их господину. Они встают ранее его и ложатся позже, довольствуются тем, что им дается, исполняют свою работу хорошо и говорят о нем хорошее». Сутта заключает: «Щедрость, любезная речь, благосклонное обращение, саможертвованное отношение к всем существам, везде, где это надлежит, эти качества то же для мира, что ступица для колеса. Если бы этих качеств не было, ни мать, ни отец не пользовались бы почетом и уважением своих детей. И потому, что умные прилагают заботу об этих качествах, они благоденствуют и им воздают хвалы».

Первая ступень пути к святости, правая вера, была неизбежным условием для всякого, кто, вообще, желал идти по этому пути. Следующие пять ступеней; правая решимость, правое слово, правое дело, правая жизнь, правое самостарание, обнимают приписываемые мирянам в пяти заповедях обязанности, особенно же обязанности к ближним. Последние две ступени: правая мысль и правое самоуглубление, как и первая ступень, касаются снова отдельной особи. Буддизм признает, правда, как мы видели, богов, но не Бога. Поэтому он и не знает молитвы. У него есть формулы исповедывания веры, хвалебные выражения и славословия Будде и церкви, но у него нет молитвы. Кому бы буддист мог молиться? Будда для него всегда оставался человеком. С его вступлением в Паринирвану, он изъят из всякого бытия; он не существует более. Последующее время создало, однако, предметы внешнего почитания, стало пользоваться и молитвой, и притом чаще и более механически, чем другие религии. Но древний буддизм был чужд молитве; она заменялась самопогружением. Но оно доступно только монаху. Тексты различают четыре ступени религиозного погружения. Монах, желающий отдаться самопогружению, удаляется в спокойное, уединенное место и садится с поджатыми, скрещенными ногами, «выпрямив тело, окружая лицо бодрой мыслью». Он сосредоточивает свой дух на одной точке, он ищет, как говорят, «точки опоры». Рассказывается про одного монаха, искавшего самопогружения, что он сидел однажды на берегу реки Ачиравати и смотрел, как возникали и исчезали пенистые волны. Тогда ему пришло на мысль, что как пена этих волн, так возникает и исчезает человеческое тело. Эту мысль принял он за точку исхода для своего погружения; она сделалась его «точкой опоры». Когда монах сидит таким образом, погруженный в мысли, его дух наполняется постепенно воодушевлением и ясностью. Страсти и злые склонности исчезают, но дух еще находится в зависимости от рассуждения и рассмотрения «точки опоры». Это – первая ступень. Вторая ступень, это когда дух освобождается от рассуждения и рассмотрения, когда он достигает уверенности, и остаются только воодушевление и ясность. На третьей ступени он освобождается от воодушевления, а вместе с тем и от радости и страдания. На четвертой ступени дух становится совершенно равнодушным к всему; дыхание останавливается. На этой ступени представляли себе возможность обозревать прошлое и узнавать свои прежние рождения. Воображали себя также способными приобретать сверхъестественные силы, творить чудеса, узнавать мысли других, умножать свое «Я» и превращаться по желанию. Часто утверждается, что монах, достигший четвертой ступени погружения, близок к Нирване, а в более позднее время развилось учение, что через погружение возрождаются на одном из небес. Чтобы дойти до необходимого для погружения состояния не всегда избирался путь «точки опоры». Был известен и гипноз путем долгого фиксирования какого-нибудь пестрого или блестящего предмета. Блаженство погружения описывается иногда восторженно. Так старейший Бхута говорит в Тхерагатхе: «Когда на небе гремят раскаты грома, когда потоки дождя заполняют крутом воздушную стезю, и монах отдается в горной пещере самопогружению – большего наслаждения, чем это, нет для него. Когда он, исполненный радости, сидит на берегу реки, убранном цветами, среди пестрого покрова душистых трав, и предается самопогружению – большего наслаждения, чем это, нет для него. Когда ночью, в уединении, в лесу, когда льет дождь и рычат дикие звери, монах придается в пещере самопогружению – большего наслаждения, чем это, нет для него».

Из подобного рода упражнений особенно в ходу было у монахов упражнение во «вдыхании и выдыхании», которое Будда называл превосходным и богатым радостями. Оно состояло в том, что монах садился как для погружения и обращал внимание только на свое дыхание. Когда он делал долгий вздох, он знал: «я делаю долгое вдыхание» (или выдыхание), то же и при коротком. Этим дух также отвлекался от вещей этого мира и сосредоточивался. Подобные упражнения и самопогружение показывают, как близко стоял Будда к учению Йога, хотя он и отвергал всякую аскезу.

Подобно четырем ступеням погружения, различаются и четыре ступени святости, «четыре дороги». Лица, находящиеся на этих стадиях, называются по порядку: Сротаапанна, Сакрдагамин, Анагамин и Архат. Сротаапанна – значит буквально «достигший потока», т. е. вступивший на путь святости. Сротаапанна – низшая ступень обращенного. Ее достигает всякий, кто произнесет «Три Прибежища» и закончит следующим обетом: «Он есть Возвышенный, Святой, Вполнепросветленный, Обладающий знанием и нравственным ведением жизни, Совершенный, Вещий, Высочайший, Укрощающий быков человеческих, Учитель богов и людей, Будда Господь. Благовозвещен Господом Закон. Он видим на земле, явился непосредственно, зовет к себе, ведет к спасению, каждому разумному доступен. Правильно живет община учеников Господа; прямо живет община учеников Господа; верно живет община учеников Господа; достойно живет община учеников Господа. Четыре пары и восемь личностей , такова община учеников Господа. Она достойна приношений, достойна подаяний, достойна даров, достойна благоговейного приветствия, она – высшее поле для добрых дел людей. По заповедям хочу я жить, излюбленным благородными, нерушимым, совершенным, чистым, беспорочным, свободным, которые славословятся разумными, непреложны и ведут к погружению (в самого себя)».

Достигший Сротаапанна освобождается от рождения в нижних мирах: в преисподних, в мире привидений и в мире животных. Спасение обеспечено для него, но он должен еще возродиться семь раз, прежде чем достигнет высшей нирваны.

Вторая ступень есть Сакрдагамин, «кто еще раз возвращается». Вожделение, ненависть и обольщение он уничтожил вплоть до небольшого остатка и потому только еще один раз возродится на этом свете.

Анагамин, «который не возвращается», не возродится уже более на земле, но еще раз в одном из миров богов, откуда он и достигнет высшей нирваны.

Четвертая и последняя ступень, это – Архат. Ее не может достигнуть мирянин, а только монах. Архат – тот, кто достигает земной нирваны, кто свободен от всех грехов, кто оставил всякое стремление к существованию и наслаждается непоколебимым равнодушием. Будда сказал: «Архаты избавлены от страха и тоски».

Кроме этого деления на четыре степени или ранга, северные буддисты имеют еще другое – на три класса – Шравака: «Ученика», «Малый», «Слушатель», Пратьекабуддха – «Будда для себя» и Бодхисаттва – «Будущий Будда». Первый класс обнимает всех верующих до архата, включительно. Пратьекабуддхы известны уже древним текстам-пали, но появляются довольно редко. Под ними разумеют людей, которые собственною силой приобрели познание, необходимое для достижения нирваны. Они держат это знание про себя, не возвещают его людям, остаются, следовательно, как это и выражено в их названии, буддами для самих себя только. Позже выработалось учение, что Пратьекабуддхы не появляются никогда одновременно с совершенным Буддой. Учение это не первоначальное, как то показывают древние тексты, в которых Пратьекабуддха только одною степенью выше архата. Он может постигнуть сам высочайшей нирваны, но он не может открывать закон другим, «подобно тому как немой может видеть важный сон, но не может объяснить его другим», или «как дикарь, который входит в город и угощается встретившим его почтенным горожанином, но по возвращении в лес не в состоянии дать своим сожителям понятие о кушаньях, которыми он напитался, потому что он к таким кушаньям не привык». В легенде Пратьекабуддхы выступают всегда как отшельники с длинной бородой и растрепанными волосами и обычно приравниваются одиноко бродящему носорогу, сравнение, вообще излюбленное для буддийского монаха.

Бодхисаттвы (Бодисатвы) суть существа, предназначенные сделаться со временем буддами. Так, Будда до 34 лет был Бодхисаттвой. Бодхисаттва может возродиться в виде животного, но он остается всегда Бодхисаттвой и ни в каком существовании не совершает грехов.

Высоко над всеми другими существами стоит святой, возвышенный Будда, просветленный или совершенно просветленный. Обычная формула славословия его, приводимая в начале всякой рукописи и всякой книги-пали, гласит: namo tassa bhagavato arahato sammasambuddhassa, «Слава Возвышенному, Святому, Совершеннопросветленному»! О Будде говорится, что ему нет равного между безногими, двуногими, четвероногими, ни в мире форм, ни в мире бесформенном, ни между богами, ни между брахманами. Даже миллиарды Пратьекабуддх не могут сравняться с одним совершенным Буддой. Никто не может измерить его величия и славы. Если бы у кого было тысяча голов и в каждой голове сто уст и в каждых устах сто языков, то недостаточно было бы целого мирового века, чтобы далее перечислить только качества одного Будды. Схоластическая систематика позднейшего времени выбрала однако из этих бесчисленных качеств меньшее число характерных признаков, и именно приписывает Будде 10 сил Будды, 32 «признака великого человека» и 80 или 84 меньших особенностей. Между 32 признаками заслуживают упоминания два, потому что они всегда присутствуют на изображениях Будды, так называемая Ушниша и волосяной убор. Ушниша есть род короны на голове Будды. Обыкновенно она выступает на изображениях и статуях как какой-то странный вырост посредине головы, то округленный, то заостренный, то раздвоенный вверху, то похожий на пламя, и иногда, столь высокий, что равняется по высоте голове. Было высказано предположение, что у Будды был действительно на голове подобный вырост. Но это весьма невероятно, тем более что тексты ничего об этом не говорят. Мы можем, безусловно, верить тому, что говорит брахман Сонаданда, а именно, что Будда был красивый, видный, стройный мужчина с превосходным цветом лица. Несомненно, его внушительная личность много способствовала его успеху.

Волосы на голове Будды изображаются очень темными, сине-черными, как смола или хвост павлина, курчавыми и закрученными вправо. Чернота, курчавость и жесткость волос подали повод сэру В. Джонсу утверждать, что Будда был африканского происхождения. Между бровями у Будды изображается род клубочка, Урна, пали – Уина, имеющая блеск снега или серебра. Отсюда Будда посылает лучи, которыми освещает все миры до глубочайшего ада. Урна имеется, впрочем, не на всех изображениях Будды. Позже стали также принимать, что на каждой стопе Будды имеются 108 признаков, фигуры вроде колеса с 1000 спицами, гора богов Меру, слон, лев, тигр, лотос, крюкастый крест (свастика) и т. п. К этому присоединяются еще весьма подробные, утомительные и нелепые описания личности Будды, о которых древние тексты ничего не знают. Но всегда Будда остается человеком, правда, совершенным, но все-таки смертным человеком. Он даже не единственный Будда, явившейся на Земле. По общему индийскому представлению, через определенные большие промежутки времени, называемые Кальпа, мир подлежит гибели, чтобы затем снова возобновиться. Продолжительность жизни людей в течение этих периодов весьма различна. Самая короткая – десять лет, самая длинная – неисчислима. Буддисты различают «пустые Кальпы» и «непустые Кальпы». «Пустые Кальпы», – это те, в которых не появлялось ни одного Будды, «непустые» – в которых выступал Будда, почему такая Кальпа называется также «Буддакальпа». В течение одной Кальпы могут появляться несколько Будд, до пяти. Кальпа с пятью Буддами называется «Бхадракальпа», «благословенный мировой век». Таков – наш. Наш Будда – четвертый, пятый еще явится.

Он будет Майтрея, пали – Меттейя, на которого буддисты возлагают надежду, как евреи на Мессию. Он появится чрез 3000 лет и откроет новую эру; теперь он Бодхисаттва. Как было бесчисленное число мировых веков, так были и бесчисленные Будды. Имена последних 27 передаются, о 24, кроме того, имеется краткое жизнеописание в стихах, Буддавамса, вошедшее в южный канон. Само собою разумеется, что все эти 24 Будды – существа мифические. Их жизнеописание обработано по вполне определенному шаблону. Каждый имеет, как и наш Будда, своих главных учеников и учениц и свое древо познания. Приводятся имена его родителей и главных почитателей, и рассказывается, вследствие чего он был вознесен в достоинство Будды. Возраст и величина роста этих Будд были различны. Некоторые достигали 100.000 лет, другие только 20.000; самый большой имел 90 футов, самый малый только 20. Вера в исторические личности, по крайней мере трех предшественников нашего Будды, доказывается тем, что второму из них, Конагамане, была воздвигнута ступа, которую Ашока Приядаршин, на пятнадцатом году своего царствования, повелел реставрировать, как то свидетельствует одна найденная в 1895 году надпись.

Северные буддисты знают еще более Будд. Но только семь последних, включая и нашего Будду, играют роль. Они называются Манушибуддхы «Будды» человеческого вида». Три помещаются в золотой век, два в серебряный, один в медный и наш Будда в железный». По отношению к этим семи Буддам северное и южное предания совпадают вполне, за исключением немногих подробностей. Рядом с этими Манушибуддхами северные буддисты имеют еще пять Дхьянибуддх, «Буддх рассуждений», т. е., происшедших из рассуждения, нематериальных Будд. Позже принято было северной церковью, что каждый Будда, появляющийся на Земле в человеческом образе, открывается также и в надчувственном мире, без имени и формы. Земной Будда считается по такому представлению всегда только отражением, эманацией небесного Будды. Каждый Манушибуддха имеет своего Дхьянибуддху, свое просветленное «Я» на небе. Эти Дхьянибуддхы – фактически боги. У них нет родителей, но каждый имеет сына, которого он создал своей эманацией, чтобы надзирать за добрым законом на Земле. Эти сыновья – Дхьянибодхисаттвы. Так, наш Гаутама – Манушибуддха; его Дхьянибуддха называется Амитабха, его Дхьянибодхисаттва – Падмапани, «держащей лотос в руке». Через это Падмапани занял в северной церкви одно из важнейших положений. Более чем Падмапани, известно другое его имя – Авалокитешвара, «Господь взирания», т. е. Господь, взирающий милостиво на людей. Авалокитешвара превратился у северных буддистов в настоящего бога. От него именно ждут они помощи во всякой беде и опасности, его поэтому, наиболее чтут молитвами.

К нему относится, святая молитвенная формула: «Ом мани падме хум». «Да, ты драгоценность в лотосе! Аминь» , Эта молитва почти единственное, что знает простой человек в Тибете и Монголии о буддизме. Эти шесть слогов «есть первые, которые лепечет ребенок, и которые со стоном произносит умирающий». Путник бормочет их на своем пути, пастух у своего стада, женщина при своих домашних работах, монах во всех стадиях созерцания, т. е. ничегонеделания; это в то же время военный и победный клич» . Молитву эту можно видеть во всех храмах лам, часто написанную по-санскритски. Она встречается всюду, где господствует ламаизм, на скалах, деревьях, стенах. Ее пишут на знаменах и на полосках бумаги, приводимых в движение мельницами. Нет молитвы, которая бы произносилась и писалась чаще этой. Она преувеличенно прославляется, как объединяющая в себе всю религию и мудрость, и ее толкуют мистически.

Как Вишну у брахманов, так и Авалокитешвара у северных буддистов может принимать на себя все виды существований. Он является в аду, среди львов, в виде лошади, как смерч. Когда именно началось его почитание, нельзя сказать определенно. Он упоминается уже в одном сочинении, переведенном в III столетии по Хр. на китайский язык, но которое должно быть значительно древнее. Китайский пилигрим Фахун (Фа-сянь) встретил около 400 г. по Хр. культ Авалокитешвары в Матхуре на р. Ямуне и замечает, что ему оказывалось поклонение последователями Махаяны. Он сам взывал к Авалокитешваре, а не к Будде, о помощи, когда его корабль на возвратном пути в Китай был настигнут сильной бурей, и он находился в опасности утратить все свои священные книги и картины, собранные им в Индии. Лет на 200 позже, когда Индии посетил Сюань-дзан, Авалокитешвара продолжал еще пользоваться большим почитанием. Статуи его имелись повсюду, даже в Магадхе, на родине буддизма, где стояли рядом с деревом просветления. Сюань-дзан сообщает, как об общем тогда веровании, что закон Будды совершенно померк бы, если бы образ Авалокитешвары стал невидимым.

Основывается ли учение о Дхьянибодхисаттвах, как предполагали, на персидских или гностических учениях, или, наоборот, эти на нем, пока еще нельзя сказать. Лишь весьма поздно, возникло учение, что и пять Дхьянибуддх суть эманации одного Адибуддхы – «Первобытного Буддхы», чем создан был внутри буддизма некоторый род монотеизма.

– одна из древнейших мировых религий. Она получила свое название от титула её основателя – Будды (означает «Просветлённый»). Время жизни Будды Шакьямуни — V — IV вв. до н. э. Просветленный жил в Индии. Этому вероучению – два с половиной тысячелетия.

Множество разнообразных традиций народов вобрал в себя буддизм . Эта , выражаясь современным языком, очень демократична по своей природе. Буддист вправе также быть приверженцем даосизма, синтоизма или любой другой местной религии. Большинство буддистов живут в Азии (Южной, Юго-Восточной, Центральной и Восточной). Особенность этой религии состоит в том, что она принимает различные формы в зависимости от места распространения. Так, японский буддизм представляет собой синтез буддийских идей и мифологии синто с элементами японской культуры.

Буддисты считают началом существования своей религии время кончины Будды, однако не определены однозначно годы его жизни. Буддизм зародился в Индии. С момента возникновения религия отрицала ритуал жертвоприношения. Буддизм, так же как джайнизм и другие учения зародились среди аскетов-отшельников, видевшие смысл существования в сосредоточении на внутренней жизни человека. Особенность буддизма состоит в том, что религия обратилась к человеку именно как к личности, но не как к члену какого-либо сословия или определённого пола.

В биографии Будды, основателя , отражена судьба реального человека, окружённая мифами и легендами. Его родовым именем было Гаутама. Принц, как известно, жил в роскоши, ни в чем не нуждаясь. Но беззаботная жизнь длилась недолго: когда принц, узнал о существовании болезней и смерти, решил избавить людей от постоянных страданий. Гаутама отправился в путь, надеясь найти рецепт всеобщего счастья. Покинув дворец, где жили старый отец, жена и маленький сын, Сиддхартха стал отшельником (шрамана). В местности Гая, которая сегодня называется Бодх-Гая, принцу удалось достичь Просветления, после чего Просветленному открылось, как спастись человечеству. Учитель прочёл свою первую проповедь. Он странствовал по городам и сёлам, появились последователи. 45 лет Будда распространял своё учение в стране. Ему удалось завоевать приверженцев в разных слоях общества; в число последователей буддизма входило множество богатых и влиятельных людей.

Скончался Будда в возрасте 80 лет. Ученики создали монашеские общины, которые развивали учение. А согласно мифологическому жизнеописанию, будущий Будда перерождался сотни раз в облике людей и животных, пока не родился в облике человека для того чтобы спасти мир. Это было его последнее рождение.

Чему учил Будда?

В своей первой проповеди Будда говорил о двух крайностях, которые мешают нам встать на путь спасения с помощью религии. Одна крайность — погружённая в мирские наслаждения жизнь, она – тёмная и бесполезная. Но и исполненная страданиями, самоистязаниями жизнь также не преисполнена благом. Во время просветления Будда постиг срединный путь, ведущий к умиротворению и к высшему знанию.

Не случайно именно смерть Будды стала началом существования буддизма. Дело в том, что буддисты считают её освобождением – нирваной. Учитель открыл людям Путь, учил, как по нему идти. Будда, в соответствии с учением, был всемогущим, творил чудеса и принимал различные облики, даже — влиял на ход событий, причём, не только в здешнем мире, но и в других мирах.

Так же, как и иные религии, буддизм говорит людям об избавлении от страданий, невзгод, страха смерти. Однако в этой религии не признается бессмертие души. Вечная жизнь – бесконечная цепь перевоплощений, сопровождающаяся сменой телесных оболочек. Буддизм проповедует, что под влиянием поступков человека меняется его бытие и восприятие мира, что не влияет на сущность индивидуума. , бедность, унижения – результат неправедной жизни человека. Радость и умиротворённость – награда за правильные поступки. Это — действие закона кармы. Этот закон определяет судьбу человека во всех перевоплощениях. Важны не только поступки, но и мысли, слова, которые также оставляют свой кармический след.

Содеянное в предыдущей жизни пожинает человек в следующем воплощении. В буддизме не признаётся провидение. Делается акцент на том, что судьба человека зависит лишь от его усилий, поэтому так важна неустанная работа над собой. Привязанность человека к чему-либо приводит его к хождению в существование. Результат — рождение, а значит — старость и смерть. Буддисты стремятся оставлять как можно меньше кармических следов, не завися как от желаний, так и от привязанностей. является т. н. «колесо закона».

Высшая цель жизни в соответствии с учением буддизма заключается в освобождении от кармы, соответственно – в выходе из круга сансары и достижении освобождения. В индуизме такое состояние принято называть мокшей в буддизме — нирваной. Нирвана — покой, мудрость и блаженство. Вместе с угасанием жизненного огня уходит значительная часть эмоций, желаний. Это стремление не к смерти, а к жизни, но в ином качестве: существование совершенного, свободного духа.

Буддизм не отрицает существования множества богов, так же как и других сверхъестественных существ — демонов, духов и других, но Будда считал, что и они не составляют исключения — тоже существуют в рамках кармы, а потому не в состоянии избавиться от перевоплощений. Лишь человек, последовательно меняя себя, способен искоренить причину перерождений и достичь нирваны. Для того чтобы освободиться от перерождений, как полагают буддисты, богам и другим существам приходится рождаться в человеческом облике. Исключительно среди людей появляются те, которые достигают Просветления и нирваны.

Понятие дхармы означает высшую истину, которую Будда открыл для всех людей. Слово «дхарма» равнозначно в буддизме моральной добродетели, духовным качествам Будды, которым должны подражать верующие. Кроме того, дхармы с точки зрения буддистов — конечные элементы, на которые разбивается поток существования. У каждого – свои способности к постижению дхармы, поэтому не существует единого, пригодного для всех свода буддийского вероучения. Для того чтобы идти по буддийскому пути, нужны более серьёзные духовные усилия, прежде всего — медитация.

Непросто достичь высшей цели буддистов – нирваны. Это под силу лишь самым упорным и одарённым, а для обычных людей, которые не способны на значительные духовные усилия, промежуточным этапом может стать воплощение в лучших условиях.

Возможно, вас заинтересуют и другие, необычные для России, религии? Например, можете почитать о или .

Основная часть.

Учение Будды.

Как и другие религии, буддизм обещает людям избавление от самых тягостных сторон человеческого бытия – страданий, невзгод, страстей, страха смерти.

Буддизм учит, что под влиянием поступков человека его бытие постепенно меняется. Поступая плохо, он пожинает болезни, бедность, унижения. Поступая хорошо вкушает радость и умиротворенность. Таков закон кармы (модального в-даяния), который определяет участь человека в сансаре (циклическом существовании, «круговороте» рождений, смертей и перерождений).

Этот закон составляет механизм сансары, который называется бхавачакра – «колесо жизни». Любое живое существо замкнуто внутри «колеса жизни» с его бесконечной цепью перерождений. Гнев, неведение и вожделение не дают ему возможности вырваться из «колеса жизни». Бхавачакра состоит из 12 нидан – звеньев, взаимосвязанных причин, порождающих беспрерывный поток жизней: неведение обуславливает появление кармических импульсов; они формируют индивидуальное сознание; сознание определяет характер физического и психического облика человека: это в свою очередь способствует формированию шести чувств – зрения, слуха, осязания, обоняния, ощущения вкуса и воспринимающего ума. Восприятие окружающего мира порождает само чувство; затем желание, в свою очередь, порождает привязанность к тому, что чувствует и о чем мыслит человек. Привязанность приводит к вхождению в существование, следствием чего является рождение. А всякое рождение неизбежно ведет за собой старость и смерть

Таков цикл существования в мире сансары: каждая мысль, каждое слово и дело оставляет свой кармический след, который приводит человека к следующему воплощению. Цель буддиста – жить так, чтобы как можно меньше оставить кармических следов. Это значит, что он не должен зависеть от желаний и привязанности к объектам желаний.

«Нет уз у тех, у которых нет приятного и неприятного»; «Из привязанности рождается печаль, из привязанности рождается страх, у того, кто освободится от привязанности, нет печали, откуда возьмется страх?».

«Как дерево, хотя вырванное, продолжает расти, если корень его не поврежден и крепок, так и страдание рождается снова и снова, если не искоренена склонность к желанию».

Так сказано в «Дхаммападе».

Высшую цель жизни буддизм видит в освобождении от кармы и выходе из круга сансары. Такое состояние человека, достигшего освобождения, в буддизме и называется нирваной.

Люди, поверхностно знакомые с буддизмом, считают, что нирвана – это смерть. Но это не так. Нирвана – это угасание обычных желаний и страстей. Это не смерть, а жизнь, только в ином качестве, жизнь совершенно освобожденного духа.

Буддизм не относится ни к монотеистическим, ни к политеистическим религиям. Будда не отрицает существование богов и других сверхъестественных существ (демонов, духов, созданий ада и т.п.), но считает, что они тоже подчинены действию кармы и, несмотря на свои сверхъестественные силы, не могут самого главного – выйти за пределы непрерывного круга перерождений. Только человек способен «встать на путь» и, последовательно меняя себя, искоренить причину перерождений, достичь нирваны. Чтобы освободиться от перерождений богам и другим существам придется родится в человеческом облике. Только среди людей могут появится высшие духовные существа: будды – люди, достигшие Просветления, и бодхисаттвы – те, кто откладывает уход в нирвану ради помощи другим существам.

Но будды не могут, как боги других религий, создавать мир, управлять стихиями; они, как правило, не могут карать грешников или награждать праведников. Буддизм подчеркивает, что судьба человека зависит только от его собственных усилий в неустанной сознательной работе над собой. Поэтому в «Дхаммападе» сказано: «Строители каналов пускают воду, лучники подчиняют себе стрелу, плотники подчиняют себе дерево, мудрецы смиряют самих себя».

Четыре благородных истины: проповедь учения Будда начал с «четырех благородных истин»: о страдании и причине страдания, об устранении причины страдания и о пути к прекращению страданий, обращаясь к ученикам (бхи---) так: «А вот, бхи ---, благая истина о том, что существуют страдания. Вожделение – страдание, старость – страдание, болезнь – страдание, смерть – страдание; соединение с тем, что неприятно – страдание; разъединение с тем, что приятно – страдание; когда нет возможности достичь желаемого – это тоже страдание.

А вот, бхи----, благая истина о том, что страдание имеет свою причину. Это жажда, ведущая к перерождениям, связанная с наслаждением и страстью, находящая удовольствие то в одном, то в другом. Жажда бывает трех видов: жажда чувственных удовольствий, жажда перерождений, жажда существования.

А вот, бхи----, благая истина о том, что страдание может быть уничтожено. Это уничтожение жажды и полное уничтожение страсти, отказ от них, отречение от них, освобождение от них, отвращение от них.

А вот, бхи----, благая истина о том, что существует путь, ведущий к уничтожению страданий» .

Согласно первой истине все существование человека есть страдание, неудовлетворенность, разочарование. Даже счастливые моменты его жизни в конечном итоге приводят к страданию, поскольку они связаны с «разъединением с приятным».хотя страдание универсально, оно не является изначальным и неизбежным состоянием человека, поскольку имеет свою причину – желание или жажду удовольствий, которая лежит в основе привязанности людей к существованию в этом мире. Такова вторая благородная истина.

Пессимизм первых двух благородных истин преодолевается благодаря следующим двум. Третья истина гласит, что причина страдания, поскольку она порождена самим человеком, подвластна его воле и может быть им же устранена: чтобы положить конец страданиям и разочарованиям надо прекратить испытывать желание.

О том, как достичь этого, говорит четвёртая истина, указывающая восьмеричный благородный путь: «Этот благой восьмеричный путь таков: правильные взгляды, правильные намерения, правильная речь, правильные действия, правильный образ жизни, правильное усилие, правильное осознание и правильное сосредоточение.»

То есть восьмеричный путь включает три основные составляющие: культуру поведения (правильные мысль, слово, действие), культуру медитации (правильные осознание и сосредоточение) и культуру мудрости (правильные взгляды). Культура поведения – это пять (или десять) основных заповедей: не убей, не бери чужого, не лги, не пьянствуй, не прелюбодействуй: а также добродетели щедрости, благонравия, смирения, очищения и т.п.

Культура медитации - - это система упражнений, ведущих к достижению внутреннего умиротворения, отстранённости от мира и обузданию страстей.

Культура мудрости - это знание четырех благородных истин.

Из всех четырех благородных истин именно восьмеричный благородный путь составляет ядро буддийской религии. Будда не просто говорит о возможности освобождения, но и указывает путь, следуя которому каждый человек собственными силами, без помощи Будды, способен достичь Свободы и сам стать буддой. Все это отличается от других известных религий: ни одно религиозное учение не признает, что человек может своими усилиями сделать себя богоподобным существом.

Другими важными положениями учения Будды являются три характеристики бытия (трилакшама): страдание (духкха), изменчивость (анитья) и отсутствие неизменной души (анатман), а так же учение о взаимозависимости возникновения всех вещей (пратетоя самутпада).

В мире не ничего вечного – всякое существование имеет начало и конец, а раз так, то не может быть и неизменной души. Каждый человек состоит из пяти совокупностей, буквально «груд» элементов (скандх): телесного (пупа), ощущений (ведана), распознавания (санджня), кармических импульсов (санскар) и сознания (виджняна). После смерти большая часть скандх разрушается.

Дхарма – закон, истина, путь.

Важнейшим для буддистов является понятие дхармы. Оно олицетворяет учение Будды, высшую истину, которую он открыл всем существам. Понятие «дхарма» также означает в буддизме моральную добродетель, прежде всего моральные и духовные качества Будды, которые следует развивать в себе. Кроме того, дхармы – это конечные элементы, на которые, с точки зрения буддистов, разбивается поток существования.

Будда, как никто иной, понимая, что люди от рождения не похожи друг на друга и нельзя к ним подходить с одной и той же меркой: одним дхарму нужно растолковывать, другие схватят её на лету, третьим потребуется множество примеров и т.п. Не существует единого, универсального свода буддийского вероучения, пригодного для всех. Нет универсальной формы Дхармы на все случаи жизни, есть Дхарма, изложенная с учетом индивидуальных особенностей каждого типа последователей.

Различные цели преследуют и буддийские проповеди. Высшей целью всегда остается просветление, но достичь его довольно трудно – это под силу лишь самым упорным и одаренным. Для простых людей, не способных на значительные духовные усилия в нынешнем своем состоянии, промежуточным этапом может стать воплощение в лучших условиях на земле или в чистой сфере какого-нибудь будды, с помощью которого они в дальнейшем достигнут нирваны.

Вселенная и её устройство.

«Важной особенностью буддийского представления о мире является нерасторжимое слияние в нем черт реального, то есть подсказанного прямым наблюдением, правильно зафиксированного человеческим созданием, с идеями, установками, существами и процессами, порожденными религиозной фантазией. Слияние это настолько полно, что здесь можно было бы говорить о тождестве естественного и сверхъестественного, если бы последнее не было бы всегда для буддиста главным и определяющим.»

Мир сансары в буддизме – это непрерывный поток рождений, смертей и новых рождений, возникновения, разрушения и нового возникновения. В него вовлечено все живое и неживое на всех уровнях существования.

Буддизм – первая по времени возникновения мировая религия. В своем распространении по земному шару буддизм стал религией самых различных народов с совершенно разными традициями. Без понимания буддизма невозможно понять культуры Востока. Идеи буддизма находили сочувствие и на Западе. Так, например, выдающийся ученый Альберт Эйнштейн считал, что буддизм станет религией будущего.

Следует заметить, что исходя из этимологии слова «религия» (от лат. religio, religare, religere – благоговение, соединение, восстановление связи с Богом) классический буддизм, в строгом смысле, нельзя отнести к религии, так как в атеистической системе Будды для Бога места не нашлось. Многие исследователи обоснованно считают ранний буддизм лишь философским учением. Приобретение буддизмом черт религии (признание существование бога или богов, культ, каноны и др.) началось лишь после смерти Будды.

Актуальность изучения буддизма вызвана тем, что на его почве спекулируют различные оккультные учения и деструктивные организации, такие, например, как теософия и секта Оле Нидала. Они пытаются приспособиться под менталитет европейцев, чтобы навязать им свое мировоззрение и тем самым еще больше оторвать их от христианских корней.

Определенную сложность в исследовании буддизма представляет следующее обстоятельство. По словам известного востоковеда Е. А. Торчинова, «никакого «буддизма» как такового, «буддизма вообще» не существовало и не существует». Классик отечественной и мировой буддологии О. О. Розенберг еще в 1918 году обратил внимание на то, что буддизм «исторически представлен в виде различных течений и направлений, подчас чрезвычайно отличающихся друг от друга и более напоминающих разные религии, нежели разные конфессии в рамках одной религии».

«Но, тем не менее, существует некий круг идей, которые в том или ином виде, с той или иной акцентуацией характерны для всех направлений буддизма (хотя их осмысление может быть различным)». Мы предлагаем вашему вниманию именно эти основные положения.

С нашей точки зрения, при анализе буддизма целесообразно использовать системный подход, то есть рассмотреть буддизм с точки зрения важнейших философских категорий – онтологии, космологии, антропологии. Также мы остановимся на специфической доктрине буддизма – учении о четырех благородных истинах.

Не вдаваясь в частности, разбор которых занял бы немалое время, мы попытаемся осветить самые важные концептуальные положения. При этом нам также представляется необходимым сопоставить выводы, сделанные по ходу исследования с христианским вероучением, чтобы более ярко выделить противоречия и указать на неспособность буддизма удовлетворить высшие религиозные потребности человека.

Онтология

Итак, первый вопрос, который мы рассмотрим, – это онтология, учение о бытии. Главными составляющими буддийской онтологии являются:

1) учение о несуществовании индивидуального «я» или души (атмана), – анатмавада;

2) теория дхарм;

3) учение о мгновенности.

Буддизм отрицает бытие души и, как следствие, не признает существование уникальной неповторимой личности, считая ее лишь иллюзией.

Учение о дхармах (абхидхарма) является базовой концепцией буддизма. Одно из значений дхарм – первичные элементы бытия и психофизические элементы жизнедеятельности личности, точечные моменты бытия. Дхармы вечны, постоянно появляются и исчезают.

Эти постоянно возникающие и исчезающие бессубстанциальные дхармы в своей совокупности образуют поток (сантана), который эмпирически и позволяет обнаружить субъект как «живое существо». Таким образом, любое существо, в том числе и человеческая личность, понимается в буддизме не как неизменная сущность (душа, атман), а как поток постоянно меняющихся элементарных психофизических состояний.

С теорией дхарм тесно связана еще одна важная особенность буддийского мировоззрения, а именно учение о мгновенности (кшаникавада). Учение о мгновенности непосредственно вытекает из положения о всеобщности непостоянства. Оно утверждает, что каждая дхарма (и, соответственно и весь комплекс дхарм, то есть живое существо) существует только одно ничтожно малое мгновение, в следующее мгновение заменяясь новой дхармой, причинно обусловленной предыдущей. Как поется в известной песне: «Призрачно все в этом мире бушующем, есть только миг, за него и держись. Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется “жизнь”».

Таким образом, бытие с точки зрения буддизма представляет собой процесс, который не опирается ни на какую неизменную основу. Такую онтологию можно смело назвать антионтологией.

Космология

Космология, учение о мироздании, характеризует мир как постоянно меняющийся циклический процесс.

«Космическое время циклично и безначально, то есть ни один из циклов не может считаться первым. Мир никем не создан, идея божественного творения буддизмом принципиально отвергается».

В каждом цикле (кальпа) выделяются четыре последовательные временные стадии (юга): созидание мира, его становление, убыль и распад (пралая). Они длятся многие тысячи земных лет, а затем повторяются в очередном цикле.

«Движущей причиной этих изменений (как и всего космического цикла) является совокупная карма существ», то есть результат, общая энергий всех действий, совершенных в жизни.

Антропология

Центральная проблема буддизма – человек и его освобождение.

Говоря об онтологии буддизма, мы уже упомянули, что человек представляет собой постоянно изменяющийся поток дхарм и лишь в чувственном опыте обнаруживается как живое существо.

С точки зрения буддизма чувство «я» и возникающая из него привязанность к «я» есть источник всех прочих привязанностей, страстей и влечений, всего того, что затягивает живое существо в трясину сансарического существования – круговорот рождений-смертей, главной характеристикой которого является страдание.

Личность в буддизме отрицается. По мнению буддистов, личность есть только имя для обозначения соединенных в определенном порядке групп психофизических элементов (дхарм). «Человек в буддизме не есть воплощенная душа... Он поток состояний (дхарм), серия кадров (мгновений)». «Буддизм убежден в том, что никакой «личности» не существует, есть лишь иллюзия «души»».

Четыре благородные истины

К числу базовых идей буддизма относится учение о четырех благородных истинах. «Они представляют собой формулировки, вполне сопоставимые с формулировками врача, ставящего больному диагноз и назначающего лечение. Эта метафора далеко не случайна, поскольку Будда видел себя врачом, призванным исцелить живых существ от страданий сансары и прописать лечение, ведущее к выздоровлению – нирване».

Итак, рассмотрим эти истины.

Первая благородная истина – это истина о страдании.

«Все есть страдание. Рождение – страдание, болезнь – страдание, смерть – страдание. Соединение с неприятным – страдание, разлучение с приятным – страдание».

Буддизм начинается с утверждения о всеобщем страдании, и даже с постановки знака равенства между ним и бытием. Страдание является фундаментальной характеристикой бытия как такового. «Страдание и бытие синонимы, и куда бы ни обращался взор человека, – в прошлом и будущем он видит бесконечное, неисчерпаемое море слез и бесконечное существование под разными видами, то есть страдание».

Вторая благородная истина – истина о причине страдания. Эта причина – влечение, желание, привязанность к жизни в самом широком смысле, воля к жизни. «Влечение порождает страдание, – если бы не было влечений и жажды жизни, то не было бы и страданий. А этой жаждой пронизана вся природа. Это как бы сердцевина жизнедеятельности каждого существа».

Третья благородная истина – истина о прекращении страдания, то есть о нирване. Будда утверждал, что, хотя страдание пронизывает все уровни сансарического бытия, существует, тем не менее, состояние, в котором страдания больше нет, и оно достижимо. Это состояние и есть нирвана.

Причина страдания – желание. Суть третьей благородной истины логически вытекает из учения Будды о природе и происхождении зла. Если желание является злом, то чтобы пресечь зло необходимо устранить его первопричину – всякий интерес и волю к жизни. По сути, речь идет о полном прекращении бытия.

«Само слово нирвана (пали: ниббана) восходит к санскритскому корню нир со значением «угасание», «затухание» (например, угасание светильника или прекращение волнения моря)».

Сложно сказать, что понимал под нирваной сам Будда. Чаще всего он давал ученикам уклончивые ответы: «Многое видит, многое слышит здесь человек, – говорил он, – о многом мечтает; разрушение же всех желаний и страстных влечений к вещам, дорогим человеку, вот это и есть неизменное состояние Нирваны». Неопределенность порождала новые вопросы, однако Будда категорично утверждал: «Для исчезнувшего нет более форм (бытия); для него нет более того, благодаря чему они существуют, а если все отрезано прочь, то покончены, обрезаны и все споры».

Четвертая благородная истина – истина о пути (марга), ведущем к прекращению страданий, то есть о Благородном Восьмеричном Пути.

Этот путь по содержанию двоякий. С одной стороны, психофизические упражнения, по приемам почти тождественные с системой йоги. «Но с другой – самопожертвование и любовь ко всему существующему. Однако этот второй путь есть как бы часть первого, особое психофизическое упражнение. Любовь, милосердие, сострадание – все это для буддиста не чувства, ибо… чувств у него в душе остаться не должно, а лишь результат, следствие полной утраты чувства своей индивидуальности и своих личных желаний».

Отличие буддистского «сострадания» от чувства любви, проповеданного в христианстве, состоит в том, что христианин любит другого, ибо ценит в нем реальный отблеск Бога. Буддист призван дружелюбно относиться к «человеку» именно потому, что того просто не существует, а сердиться на пустое место значит лишь утяжелять свою карму.

Подводя итог нашему выступлению, можно сделать следующие выводы.

Даже при беглом взгляде на буддизм со всей очевидностью бросается в глаза его коренное отличие от христианства.

Согласно учению последнего мир создан Всеблагим Творцом – Богом, пожелавшим разделить радость бытия с разумными свободными существами. Этот мир – историческое явление, так как создан во времени и существует постольку, поскольку пронизан нетварными божественными энергиями. По циклической концепции буддизма мир существует вечно, периодически разрушаясь и возникая вновь. Если учесть, что все несубстанционально, и существует лишь ничтожно малое мгновение, то следует естественный вывод о бессмысленности такого бытия.

Утверждение о вечной несубстанциальности, изменчивости, непостоянстве, феноменальности, эфемерности всего существующего наталкивается на законное возражение. Подобное небытие невозможно представить, не оперевшись на что-то постоянное и неизменное. Если мир изменяется, значит, он имеет начало.

В отличие от буддизма христианство считает человека не случайным набором дхарм, а богоподобным существом, призванным преобразить себя и творение, наследовать вечную жизнь в Царствии Небесном, оставаясь при этом самим собой, уникальной неповторимой личностью.

Хотя «буддизм не ставит вопрос об истоках мира, человека и о первичных истоках страдания», его несомненная заслуга в том, что впервые в человеческой истории столь сильно было сказано о страдании. К сожалению, омраченный грехом человеческий разум не в состоянии сделать правильные выводы из этого наблюдения. Буддизм – естественное следствие отказа индийской религиозной традиции от Бога, Творца-Вседержителя.

Как христиане, мы должны уважать человеческую свободу, одну из черт образа Божия, уважать чужую культуру. Вместе с тем, перед лицом мира и тех, кто считает, что все религии равно спасительны, выражают одну высшую истину, мы должны свидетельствовать об Истине с большой буквы, о том, что иные учения не способны помочь человеку в осуществлении своего призвания.

Доклад, прочитанный на научно-практическом семинаре «Буддизм в России: история и современность». Хабаровская духовная семинария, 27 февраля 2010 года.

Важнейшим для буддистов является понятие дхармы — оно олицетворяет учение Будды, высшую истину, которую он открыл всем существам. «Дхарма» буквально означает «опора», «то, что поддерживает». Слово «дхарма» означает в буддизме моральную добродетель, прежде всего — это моральные и духовные качества Будды, которым верующие должны подражать.

Буддизм в своей основе содержит многие идеи и учения индуизма, главным из которых и является учение о сансаре - постоянной цепи перерождений, опре-деляемых законами кармы . Главная цель размышлений самого Будды, а потом и смысл жизни всех буддистов — избавление от круговорота сансары и достижения нирваны (в индуизме аналогом слова «нирвана» является слово «мокша») - со-стояния, в котором отсутствуют перерождения. Конечно, в недрах буддизма су-ществовало и существует поныне множество разнообразных течений, школ, сект, которые по-разному трактуют смысл и цель жизни человека и говорят о разных средствах достижения этой цели, но все же понятие нирваны - центральное поня-тие буддийской религиозно-мифологической системы.

По теории буддизма, о ниврване нельзя сказать ничего определенного, кроме того, что это состояние свободы, покоя и блаженства (хотя и эти слова неадек-ватны для описания нирваны.) В современном буддизме считается, что нирваны можно достичь и при жизни, однако полностью она достигается только после фи-зической смерти тела и освобождении души. Нирвана — это не смерть, а жизнь, но только в ином качестве, жизнь совершенного, свободного духа.

Самый большой сборник буддийских текстов, при-знанных каноническими (правильными, истинными) — Трипитака (на языке пали - «три корзины»). По легенде, эти записи были сделаны перво-начально на пальмовых листьях, которые помещались в трех корзинах.

Трипитака включает в себя более 15 тыс. повествований, историй, легенд, проповедей, поучений, афоризмов и комментариев к ним. Около 500 лет все это передавалось изустно. На заучивание такого количества текста даже у выдающих-ся монахов уходило около 25 лет. Чтобы сохранить точ-ность передаваемого, мо-нахи периодически собирались на специальные соборы, где существовала система пе-репроверки заученного путем перекрестных изложений. В XIX в. канонический текст вырезали на 729 камен-ных плитах и над каждой плитой возвели пагоду (храм-часовню).

Трипитака состоит из трех частей.

- Виная - питака («кор-зина устава») — это книга устава для монахов, где пере-числяются проступки, наказания за них, описываются церемонии, распорядок дня в общине, обычаи (омове-ние, одевание, пользование предметами обихода, жизнь во время дождливого сезона и т.д.).

- Сутра-питака («корзина бесед и поучений») состоит из пяти частей. Сутра включает в себя проповеди Будды-Гаутамы в изложении его люби-мого уче-ника Ананды (поэтому каждая проповедь начинается словами: «Так, я слышал однажды...»). Ин-тереснейшая часть Сутры —Дхаммапада, представля-ющая собой популярное изложение всего буддийского учения. Дхаммапада — на-стольная книга каждого буддиста. Очень увлекательна для чтения еще одна книга из состава Сутры — Джатака. Это сбор-ник легенд и сказок, собранных по всей Азии. В них рассказывается о многочисленных воплощениях Будды еще до его рождения в лице Сиддхартхи Гаутамы. Слово «джатака» родст-венно русскому слову «житие».

- Абхидхарма-питака («корзина чистого знания») содержит философские трак-таты буд-дизма, обобщающие и систематизирующие все учение.