Это трилогия, книги выходили с интервалом ок. 10 лет. Мне попалось издание 1962 года, включающее в себя тома "Хромой Тимур" (1955) и "Костры похода" (1962). "Молниеносный Баязет" вышел только в 1973 году, так что о нем сказать ничего не могу.
Трилогия посвящена последним годам правления Тимура, Повелителя Вселенной. Он стар, среди его наследников двое сыновей и множество внуков. Поначалу их довольно сложно запомнить, но со временем втягиваешься и начинаешь отличать Султан-Хусейна от Халиль-Султана. Помимо семьи эмира, в романе собраны представители самых разных народов и сословий: купцы, гонцы, воины, ремесленники, монахи.
Сергей Бородин - автор советский, и в романе это ясно видно. Теме народной борьбы с захватчиками уделено немалое место. Пленные, пригнанные из самых разных стран, или коренные самаркандцы, помнящие времена до Тимура, "маленькие" люди нападают на караваны и воинов, прячут оружие, укрывают беглецов. Автор безусловно симпатизирует им: русским кузнецам Борису и Назару, каменщику Мусе, старику Али-заде из Мараги (точнее, всем старикам) и даже незадачливому пастуху Хатуте.
Язык книги приятный: чуть тяжеловатый, как и положено серьезному историческому роману. Сочные, звучные описания дворцов, садов и шатров. Хотя в редких местах создается ощущение невычитанности: "Из века в век хозяева здешней земли, как булатный меч на огне, ковали булатный меч своей воинской воли".
Внуки у Тимура разные: кто-то стремится подражать деду, кто-то верно служит, кто-то, предчувствуя скорую смерть правителя, начинает плести интриги. На чьей стороне симпатии автора, угадать несложно. С этим связан занятный момент. После чтения современной литературы довольно непривычно смотрится, что сексуальная жизнь героев описывается целомудренным: "…Тимур увидел главный подарок шаха. Семь красавиц, прикрытые лишь прозрачным, как дымок, шелком, попирали ковер узенькими ступнями". Но герой-интриган Бородину настолько неприятен, что ему не жалко сделать персонажа гомосексуалистом. Очень забавно наткнуться на этот эпизод в середине второго тома, а ведь ничто не предвещало. Разумеется, никаких описаний в духе Джорджа Мартина, но элемент неожиданности остается.
Что же до отношений между наследниками… Без сомнения, политика честности и благородства выглядит приятнее, чем заблаговременные договоренности на случай дедовой смерти, но мы, современные читатели, смотрели "Игру престолов" и знаем, чей принцип окажется более живуч. Нет, об этом в первых двух томах ни слова, но информация из Википедии эту идею подтверждает.
Резюме. Добротный роман, написанный в традициях соцреализма, демонстрирует основательный подход, серьезную проработку персонажей и окружающей среды. Сильных идеологических перекосов нет, герои вполне соответствуют реальным историческим личностям.
Звезды над Самаркандом. Книга 1. Хромой Тимур
Роман "Звезды над Самаркандом" Сергея Бородина явился плодом глубокого изучения авто-ром истории, быта и нравов народов Востока.
Герой романа Хромой Тимур, один из жесточайших в истории человечества завоевателей, звался повелителем Вселенной. Жизнь его, полная напряженных событий, оставила глубокий след в истории как Средней Азии, так и многих других стран.
Действие романа развивается на широком историческом фоне. Тимур-Тамерлан разгромил ордынские полчища, превратил в развалины крепости многих государств, захватил города Индии и Ирана.
Роман-эпопея "Звезды над Самаркандом" писателя лауреата Государственной премии СССР Сергея Бородина (1902-1974) давно завоевал широкое читательское признание, переводился на многие языки, народов СССР, издавался за рубежом. В произведении дается широкая па-норама исторической эпохи на рубеже XIV - XV веков, правдиво описывается сложная и про-тиворечивая фигура грозного правителя и завоевателя Тамерлана, сумевшего за короткий срок создать огромную империю.
Роман создавался автором в течение более чем двух десятилетий и был удостоен республи-канской Государственной премии имени Хамзы.
В данный том вошла первая книга трилогии "Хромой Тимур".
Год 1399-й. Самарканд. Синий Дворец - резиденция Тимура. Он владыка земли от низовьев Волги до Тигра-реки, от льдов Енисея до реки Инд. И не было никого во всем мире, кто мог бы тягаться силой и могуществом с этим хромым стариком. Только что опустошил он Индию, а уже замыслил новый поход.
В основе первого тома - первая книга романа-трилогии Сергея Бородина "Звезды над Самаркандом". В центре повествования - фигура жестокого средневекового завоевателя Тимура, вошедшего в историю под именем "Железный хромец", покорение им огромной территории и создание могущественной империи.
Слово от диктора
Есть мнение, что тексты Сергея Бородина, надо читать про себя - они лучше звучат в уме читателя. Может быть, неслучайно за 65 лет, после выхода первой книги из тетралогии "Звезды над Самаркандом" "Хромой Тимур", никто из профессиональных дикторов так и не рискнул ее начитать?! Понимаю, чтиво Бородина не из легких, хотя оно очень красивое, умное и поучительное одновременно!
В силу того что Сергей Бородин становится во многих местах своей тетралогии «Звезды над Самаркандом» словоохотливым рассказчиком, его художественный текст, невзирая на всю его красоту, насыщается такой лексикой, в частности, архаизмами, и такими оборотами, а также огромным количеством распространенных предложений, что это действительно утомляет того, кто читает все это ВСЛУХ. Порой просто не хватает дыхания, вернее, уметь дышать, читая подобный текст, и, разумеется, терпения читать длиннющие перечисления предметов и имен, в одном предложении, а также читать описания умонастроений людей, природы, сцен, реминисценций героев произведения, которые могут уместиться аж на нескольких страницах книги.
Надо признать, что хорошая аудиокнига, как правило, создается творческим коллективом на базе звукозаписывающей студии, где есть и звукорежиссеры, и звукооператоры, и редакторы, а также сам непосредственный главный участник – диктор, и не какой-нибудь там диктор-любитель, а профессиональный диктор, у которого за спиной годы учебы и профессионального опыта! Хотя, надо заметить, за последние десять лет в Интернет-пространстве появилось огромное множество работ непрофессионалов. Значит, и они пользуются спросом у любителей аудиокниг! Я даже где-то на одном сайте прочитал, цитата: «Надоели эти профессиональные декламаторы. Я зашел на этот сайт, чтобы послушать чтецов-любителей, а тут выложили одних профессионалов». Этого любителя аудиокниг можно понять, но отчасти. Как сказал один диктор: «Не имеет значения, профессиональный ли ты диктор или нет, но имеет значение, слушают ли тебя. Нет непрофессиональных дикторов, есть дикторы, которых не хочется слушать».
Прослушивая собственную декламацию «Звезды над Самаркандом», я заметил за собой, что я, как чтец, порой становлюсь монотонен, и это утомляет даже меня, как слушателя. Однако все же я нашел решение этой проблемы. Нет, оно не в самой манере чтения или в умении декламировать текст, а в том, что я подобрал музыкальный фон или саундтреки к его длинным описательным частям текста, богатыми, как я уже сказал выше, распространенными предложениями, оборотами, архаической лексикой, требующих особых навыков интонирования, орфоэпирования, то есть, правильного словесного ударения гласных букв в слове. И все это становится на свои места - возникает некое триединство: озвученного текста, музыки и шума. Использование спецшумов, как известно, у слушателя создает ощущение собственного присутствия, когда он слушает сцены в книге. Таким образом, я совместил начитку со спецшумами - журчание ручья, ветерок или ветер, пение птиц, топот лошадей и их ржание, фоновые голоса людей и т. д., чтобы слушатель мог слушать мой аудиотекст хотя бы полчаса, пусть даже не всю главу целиком, так как у Бородина главы звучат по полтора часа. Но главы можно разбивать на смысловые фрагменты. Так что, главы можно слушать и смысловыми фрагментами, чтобы получать от слушания удовольствие и чтобы глава за главой произведения создавала неизгладимое впечатление у слушателя и с легкостью все им запоминалось.
Сочетая одновременно работу диктора, звукорежиссера, звукооператора и редактора, я понял, как же мне хватало опыта в создании аудиокниги. Мне, как непрофессиональному диктору, диктору-любителю, должны быть простительны мои огрехи в декламации. Так что, не обессудьте мою работу и швеца, и жнеца и в дуду игреца, если я бываю где-то не столь точен. Я надеюсь, что когда-нибудь тетралогию Сергея Бородина "Звезды над Самаркандом", пусть и незаконченную, озвучит профессиональный диктор, чтобы и я мог насладиться аудиокнигой. А пока есть этот вариант.
Приятного прослушивания!
Тетралогия «Звезды над Самаркандом»
Книга первая «Хромой Тимур»
Год выпуска: 2016
Автор: С.П.Бородин
Исполнитель: Джахангир Абдуллаев
Жанр: роман, исторический роман
Язык: русский Тип: аудиокнига
Аудио кодек: MP3
Битрейт аудио: 192 kbps
Книга первая
ХРОМОЙ ТИМУР
Прозван бысть Темирь-Аксак, - Темирь бо зоветься татарским языком железо, Аксак же - хромец, и тако толкуется - «железный хромец», яко от вещи и от дел имя приял.
Никоновская летопись
Часть первая
Первая глава
Темна, тепла самаркандская ночь.
Листва ночного сада черна. Тьма под деревьями подобна спекшейся крови.
Над мраком сада сияет серебряное небо, и тонкая струя ручья отсвечивает в ответ небесным светилам, постукивая камушками дна, словно перебирая перламутровые зерна нескончаемых четок.
Тишину в саду строго велено блюсти до утра: в этом саду спит Повелитель Мира.
Старый Тимур вернулся домой из победоносного похода. В растоптанной Индии еще не осела пыль, поднятая копытами его конницы, еще идут сюда караваны, груженные несметной добычей, идут слоны и табуны коней, идут раненые по длинным дорогам через горы, пустыни, мимо могил и развалин.
В старом густом саду на окраине Самарканда, на ореховом полу, у двери, раскрытой в сад, на стопе стеганых одеял спит Тимур один, хмуро вдыхая прохладу родины.
А под деревьями, у ручья, в распахнутом шелковом шатре спит старая жена повелителя Сарай-Мульк-ханым.
Старая, седая, почерневшая на ветру и зное бесчисленных дорог, всюду побывала она, волочась за ним по его воле. Видывала битвы и зарева в песках Хорезма, когда муж приказал срыть с лица земли дерзкий город Ургенч, срыть Ургенч, посмевший укрыть лживого Хусейна Суфи. Терпела морозы и метели, когда муж пошел помочь Тохтамышу сесть над Золотой Ордой. Нежилась под сенью садов Шираза, где зрели сладостные, невиданные плоды. Опасливо глядела на зеленую ширь Каспийского моря, когда шли поворошить Азербайджан, где на серебряных блюдах подавали ей тяжелых осетров, отваренных в меду с красным перцем. Дивилась высоте гор и чистым потокам в тесноте Грузинской земли, где ей понравилось темное мясо туров, печенное на углях. Пила густое, как черная смола, и нежное, как молоко, вино Армении, когда ветер, благоухающий розами, раздувал края ее шатра, стоявшего на склоне багровой каменистой, бесплодной земли.
Старшая из жен, лишь изредка, издали видела она длинного, хромого мужа, не желавшего ходить без нее в походы и в походах не желавшего ходить к ней. Видела она много рек, но просторнее и страшней Аму нигде нет. Видела пустыни Афганистана и дворцы Кабула, куда свозили к ней сокровища из растерзанной Индии. Он свирепствовал там, далеко от нее, но день изо дня являлись от него гонцы справиться о ее здоровье и вручить столь редкостные подарки, каких не видывала она и во сне. Но на что ни глядела, чему ни дивилась, чем ни тешилась, милее самаркандских садов места на земле нет.
И вот спит она крепко, дыша запахом сырой глины, по которому тосковала во всякой иной стране.
Но семилетний мальчик рядом с ней не спит.
Он лежит возле бабушки, откинув голову на худенькие запрокинутые руки, и глядит в небо. А в небе, между черными крыльями ветвей, вспыхивают звезды, меркнут, трепещут, то будто на краю ветвей, то будто в непонятном далеке. И если они далеки, - велики, а если на краю ветвей, - подобны огненным бабочкам.
На широких коврах вокруг шатра спят бабушкины рабыни - персиянки, армянки; спят, не смея и во сне вольно вздохнуть, лишь звякнут спросонок браслетом ли о браслет, серьгой ли об ожерелье.
Мальчик смотрит в серебряную бездну небес, дивясь сочетаниям созвездий. Темен и тих сад.
Неслышно несут свой караул воины; ходят, сопровождаемые огромными степными псами; ходят неслышные, невидимые. Да в дальнем конце, едва просвечивая из-за деревьев, горит костер.
Там, у суровых резных ворот, стражи, сменившись с караула, над углями пекут печенку, а на огне, в широком котле, варят просяную бузу.
На старом ковре сидит начальник караула Кыйшик; он в походах умеет прибрать к рукам все, до чего бы ни дотянулись руки. А до чего руки не дотянутся, дотягивается мечом.
Позевывая, нежится на шерстяном чекмене неразговорчивый Дангаса, готовый слушать сквозь дремоту любой разговор, лишь бы самому не говорить.
Каменным лбом повернулся к огню Дагал, с достоинством крутя между пальцами длинный свисающий ус.
Но быстроглазому Аяру не сидится. То он возится у очага, то, присаживаясь на корточки, вмешивается в разговор. Днем он прискакал из Бухары, гонцом от правителя города, и теперь, как и эти, отслужившие караул воины, свободен на всю ночь и на весь последующий день.
Аяр носит бороду, но она так редка, что ее и не видно на изъеденном оспой подбородке. Лишь ладонь порой тревожно касается подбородка: не растрепалась ли борода.
Огонь временами разгорается жарче. Багряные отблески вспыхивают то на позолоченных скобах грузных ворот, то на медных бляхах, вбитых в резное твердое дерево, то на острых шлемах Кыйшика и Дагала, на стальных наручьях Аяра, на золотой серьге дремлющего Дангасы.
Разговаривая негромко, стража поглядывает - то нетерпеливо на котел, то несмело в темноту сада: туда, под сень деревьев, не велено ходить никому, - там, скрытый тьмой и тишиной, отдыхает их повелитель. Каждому доводилось видывать его издали и вблизи - в толчее битвы либо в дыму пожаров, по его слову убивать или рушить, умирать или грабить, лицезреть его гнев на врагов и досаду его, если вопли покоренных народов ему мешали. Но видеть его в этом саду не смел никто из воинов: здесь он отдыхал от войн.
Дымок костра, ударяясь о закопченную стену, розоватым туманом расплывался между деревьями, и сад казался за дымом еще глуше, как глубина моря.
Разговаривали негромко, чтобы слышать малейший шорох из сада. Неподвижно, сторожко лежали псы, большие, свирепые, с круглыми ушами, обрезанными, чтобы слух их был чутче, с хвостами, обрубленными, чтобы шаг их был легче. Но и глаза псов тревожно косились на шелесты и лепеты листьев, мешавших слушать сад.
Кыйшик ворчливо припоминал богатства и диковины, пограбленные не им. Сокровища Индии, языческие древние храмы, где со стен свисали покрывала, расшитые жемчугами и рубинами, где высились идолы, выплавленные из красного золота, а самоцветные каменья и алмазы сияли на щеках, на лбу, на ладонях, на запястьях идолов. Стены, изукрашенные каменными изваяниями птиц, зверей и нагих бесстыдниц, окаменевших в танце в одних лишь браслетах на щиколотках. Живых людей некогда было разглядывать, - золото блистало на женщинах, на мужчинах, на детях…
Крутя ус, Дагал презрительно сплюнул:
Жалкий народ, - не искал жалости!
Но Аяр, глянув сквозь улыбку строгим карим глазом, не согласился:
Кто не ищет жалости, не жалок, а страшен; с тем берегись!
Кыйшик, начальник караула, посмотрел на Аяра удивленно:
Не нам ли страшен?
Если б Аяр не был испытанным гонцом, - а в гонцы отбирались лишь самые бесстрашные, самые верные и самые сообразительные из воинов, воины, за которых поручался кто-нибудь из самых сильных людей, - Кыйшик заподозрил бы, что Аяр в Индии оробел. Но Аяру почудилось в удивлении Кыйшика недоверие к смелости его, и он скрыл свою обиду усмешкой:
Не каждому дано сердце льва! Вам дано, а из нас кому равняться с вами? Кому? - в недоумении поднял брови Аяр.
Дагалу показалось, что Аяр заискивает перед начальником караула, и он взглянул на Аяра презрительно из-под своего плоского, тяжелого лба. Но Аяр пренебрег этим взглядом, досказав:
Если б не шли вперед львы, за кем бы плелись остальные? А? За кем?
А мы тогда и не пошли б! - неожиданно проговорился Дангаса.
Дагал удивился:
А сокровища так и остались бы у язычников?
Кыйшик рассердился:
Что ты! Зачем? Нам самим надо!
Дангаса на своем чекмене вздохнул:
А помногу ли нам досталось?
Бородин Сергей
Хромой Тимур (Звезды над Самаркандом - 1)
Сергей Петрович Бородин
ЗВЕЗДЫ НАД САМАРКАНДОМ
Книга первая. ХРОМОЙ ТИМУР
Написана в 1953-1954 гг.
Особенности написания соответствуют книжной версии, как и разделение на абзацы. Оригинальная метка подразделов внутри глав с помощью текстового отступа заменена на "* * *".
Какие-либо примечания в книжной версии отсутствуют, хотя имеется множество относительно малоизвестных названий и терминов. Однако данный труд не является ни научным, ни научно-популярным. Это художественное произведение и, поэтому, примечания могут отвлекать от образного восприятия материала.
О произведении. Изданы первые три книги, входящие в труд под общим названием "Звезды над Самаркандом". Четвертая книга тетралогии ("Белый конь") не была закончена вследствие смерти С. П. Бородина в 1974 г. О ней свидетельствуют черновики и четыре написанных главы, которые, видимо, так и не были опубликованы.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Первая глава. Сад
Вторая глава. Базар
Третья глава. Купцы
Четвертая глава. Сад
Пятая глава. Караван
Шестая глава. Сад
Седьмая глава. Синий Дворец
Восьмая глава. Синий Дворец
Девятая глава. Купцы
Десятая глава. Сад
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СУЛТАНИЯ
Одиннадцатая глава. Царевичи
Двенадцатая глава. Мастера
Тринадцатая глава. Султания
Четырнадцатая глава. Стан
Пятнадцатая глава. Султания
Шестнадцатая глава. Зима
Семнадцатая глава. Царевичи
Восемнадцатая глава. Карабах
Девятнадцатая глава. Царевичи
Двадцатая глава. Дорога.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Прозван бысть Темирь-Аксак, - Темирь бо зоветься татарским языком железо, Аксак же - хромец, и тако толкуется - "железный хромец", яко от вещи и от дел имя приял.
Никоновская летопись
Первая глава
Темна, тепла самаркандская ночь.
Листва ночного сада черна. Тьма под деревьями подобна спекшейся крови.
Над мраком сада сияет серебряное небо, и тонкая струя ручья отсвечивает в ответ небесным светилам, постукивая камушками дна, словно перебирая перламутровые зерна нескончаемых четок.
Тишину в саду строго велено блюсти до утра: в этом саду спит Повелитель Мира.
Старый Тимур вернулся домой из победоносного похода. В растоптанной Индии еще не осела пыль, поднятая копытами его конницы, еще идут сюда караваны, груженные несметной добычей, идут слоны и табуны коней, идут раненые по длинным дорогам через горы, пустыни, мимо могил и развалин.
В старом густом саду на окраине Самарканда, на ореховом полу, у двери, раскрытой в сад, на стопе стеганых одеял спит Тимур один, хмуро вдыхая прохладу родины.
А под деревьями, у ручья, в распахнутом шелковом шатре спит старая жена повелителя Сарай-Мульк-ханым.
Старая, седая, почерневшая на ветру и зное бесчисленных дорог, всюду побывала она, волочась за ним по его воле. Видывала битвы и зарева в песках Хорезма, когда муж приказал срыть с лица земли дерзкий город Ургенч, срыть Ургенч, посмевший укрыть лживого Хусейна Суфи. Терпела морозы и метели, когда муж пошел помочь Тохтамышу сесть над Золотой Ордой. Нежилась под сенью садов Шираза, где зрели сладостные, невиданные плоды. Опасливо глядела на зеленую ширь Каспийского моря, когда шли поворошить Азербайджан, где на серебряных блюдах подавали ей тяжелых осетров, отваренных в меду с красным перцем. Дивилась высоте гор и чистым потокам в тесноте Грузинской земли, где ей понравилось темное мясо туров, печенное на углях. Пила густое, как черная смола, и нежное, как молоко, вино Армении, когда ветер, благоухающий розами, раздувал края ее шатра, стоявшего на склоне багровой каменистой, бесплодной земли.
Старшая из жен, лишь изредка, издали видела она длинного, хромого мужа, не желавшего ходить без нее в походы и в походах не желавшего ходить к ней. Видела она много рек, но просторнее и страшней Аму нигде нет. Видела пустыни Афганистана и дворцы Кабула, куда свозили к ней сокровища из растерзанной Индии. Он свирепствовал там, далеко от нее, но день изо дня являлись от него гонцы справиться о ее здоровье и вручить столь редкостные подарки, каких не видывала она и во сне. Но на что ни глядела, чему ни дивилась, чем ни тешилась, милее самаркандских садов места на земле нет.
И вот спит она крепко, дыша запахом сырой глины, по которому тосковала во всякой иной стране.
Но семилетний мальчик рядом с ней не спит.
Он лежит возле бабушки, откинув голову на худенькие запрокинутые руки, и глядит в небо. А в небе, между черными крыльями ветвей, вспыхивают звезды, меркнут, трепещут, то будто на краю ветвей, то будто в непонятном далеке. И если они далеки, - велики, а если на краю ветвей, - подобны огненным бабочкам.
На широких коврах вокруг шатра спят бабушкины рабыни - персиянки, армянки; спят, не смея и во сне вольно вздохнуть, лишь звякнут спросонок браслетом ли о браслет, серьгой ли об ожерелье.
Мальчик смотрит в серебряную бездну небес, дивясь сочетаниям созвездий. Темен и тих сад.
Неслышно несут свой караул воины; ходят, сопровождаемые огромными степными псами; ходят неслышные, невидимые. Да в дальнем конце, едва просвечивая из-за деревьев, горит костер.
Там, у суровых резных ворот, стражи, сменившись с караула, над углями пекут печенку, а на огне, в широком котле, варят просяную бузу.
На старом ковре сидит начальник караула Кыйшик; он в походах умеет прибрать к рукам все, до чего бы ни дотянулись руки. А до чего руки не дотянутся, дотягивается мечом.
Позевывая, нежится на шерстяном чекмене неразговорчивый Дангаса, готовый слушать сквозь дремоту любой разговор, лишь бы самому не говорить.
Каменным лбом повернулся к огню Дагал, с достоинством крутя между пальцами длинный свисающий ус.
Но быстроглазому Аяру не сидится. То он возится у очага, то, присаживаясь на корточки, вмешивается в разговор. Днем он прискакал из Бухары, гонцом от правителя города, и теперь, как и эти, отслужившие караул воины, свободен на всю ночь и на весь последующий день.
Аяр носит бороду, но она так редка, что ее и не видно на изъеденном оспой подбородке. Лишь ладонь порой тревожно касается подбородка: не растрепалась ли борода.
Огонь временами разгорается жарче. Багряные отблески вспыхивают то на позолоченных скобах грузных ворот, то на медных бляхах, вбитых в резное твердое дерево, то на острых шлемах Кыйшика и Дагала, на стальных наручьях Аяра, на золотой серьге дремлющего Дангасы.
Разговаривая негромко, стража поглядывает - то нетерпеливо на котел, то несмело в темноту сада: туда, под сень деревьев, не велено ходить никому, - там, скрытый тьмой и тишиной, отдыхает их повелитель. Каждому доводилось видывать его издали и вблизи - в толчее битвы либо в дыму пожаров, по его слову убивать или рушить, умирать или грабить, лицезреть его гнев на врагов и досаду его, если вопли покоренных народов ему мешали. Но видеть его в этом саду не смел никто из воинов: здесь он отдыхал от войн.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГОД 1399-й
Прозван бысть Темирь-Аксак, - Темирь бо зоветься татарским языком железо, Аксак же - хромец, и тако толкуется - «железный хромец», яко от вещи и от дел имя приял.
Никоновская летопись
Первая глава
САД
Темна, тепла самаркандская ночь.
Листва ночного сада черна. Тьма под деревьями подобна спекшейся крови.
Над мраком сада сияет серебряное небо, и тонкая струя ручья отсвечивает в ответ небесным светилам, постукивая камушками дна, словно перебирая перламутровые зерна нескончаемых четок.
Тишину в саду строго велено блюсти до утра: в этом саду спит Повелитель Мира.
Старый Тимур вернулся домой из победоносного похода. В растоптанной Индии еще не осела пыль, поднятая копытами его конницы, еще идут сюда караваны, груженные несметной добычей, идут слоны и табуны коней, идут раненые по длинным дорогам через горы, пустыни, мимо могил и развалин.
В старом густом саду на окраине Самарканда, на ореховом полу, у двери, раскрытой в сад, на стопе стеганых одеял спит Тимур один, хмуро вдыхая прохладу родины.
А под деревьями, у ручья, в распахнутом шелковом шатре спит старая жена повелителя Сарай-Мульк-ханым.
Старая, седая, почерневшая на ветру и зное бесчисленных дорог, всюду побывала она, волочась за ним по его воле. Видывала битвы и зарева в песках Хорезма, когда муж приказал срыть с лица земли дерзкий город Ургенч, срыть Ургенч, посмевший укрыть лживого Хусейна Суфи. Терпела морозы и метели, когда муж пошел помочь Тохтамышу сесть над Золотой Ордой. Нежилась под сенью садов Шираза, где зрели сладостные, невиданные плоды. Опасливо глядела на зеленую ширь Каспийского моря, когда шли поворошить Азербайджан, где на серебряных блюдах подавали ей тяжелых осетров, отваренных в меду с красным перцем. Дивилась высоте гор и чистым потокам в тесноте Грузинской земли, где ей понравилось темное мясо туров, печенное на углях. Пила густое, как черная смола, и нежное, как молоко, вино Армении, когда ветер, благоухающий розами, раздувал края ее шатра, стоявшего на склоне багровой каменистой, бесплодной земли.
Старшая из жен, лишь изредка, издали видела она длинного, хромого мужа, не желавшего ходить без нее в походы и в походах не желавшего ходить к ней. Видела она много рек, но просторнее и страшней Аму нигде нет. Видела пустыни Афганистана и дворцы Кабула, куда свозили к ней сокровища из растерзанной Индии. Он свирепствовал там, далеко от нее, но день изо дня являлись от него гонцы справиться о ее здоровье и вручить столь редкостные подарки, каких не видывала она и во сне. Но на что ни глядела, чему ни дивилась, чем ни тешилась, милее самаркандских садов места на земле нет.
И вот спит она крепко, дыша запахом сырой глины, по которому тосковала во всякой иной стране.
Но семилетний мальчик рядом с ней не спит.
Он лежит возле бабушки, откинув голову на худенькие запрокинутые руки, и глядит в небо. А в небе, между черными крыльями ветвей, вспыхивают звезды, меркнут, трепещут, то будто на краю ветвей, то будто в непонятном далеке. И если они далеки, - велики, а если на краю ветвей, - подобны огненным бабочкам.
На широких коврах вокруг шатра спят бабушкины рабыни - персиянки, армянки; спят, не смея и во сне вольно вздохнуть, лишь звякнут спросонок браслетом ли о браслет, серьгой ли об ожерелье.
Мальчик смотрит в серебряную бездну небес, дивясь сочетаниям созвездий. Темен и тих сад.
Неслышно несут свой караул воины; ходят, сопровождаемые огромными степными псами; ходят неслышные, невидимые. Да в дальнем конце, едва просвечивая из-за деревьев, горит костер.
Там, у суровых резных ворот, стражи, сменившись с караула, над углями пекут печенку, а на огне, в широком котле, варят просяную бузу.
На старом ковре сидит начальник караула Кыйшик; он в походах умеет прибрать к рукам все, до чего бы ни дотянулись руки. А до чего руки не дотянутся, дотягивается мечом.
Позевывая, нежится на шерстяном чекмене неразговорчивый Дангаса, готовый слушать сквозь дремоту любой разговор, лишь бы самому не говорить.
Каменным лбом повернулся к огню Дагал, с достоинством крутя между пальцами длинный свисающий ус.
Но быстроглазому Аяру не сидится. То он возится у очага, то, присаживаясь на корточки, вмешивается в разговор. Днем он прискакал из Бухары, гонцом от правителя города, и теперь, как и эти, отслужившие караул воины, свободен на всю ночь и на весь последующий день.
Аяр носит бороду, но она так редка, что ее и не видно на изъеденном оспой подбородке. Лишь ладонь порой тревожно касается подбородка: не растрепалась ли борода.
Огонь временами разгорается жарче. Багряные отблески вспыхивают то на позолоченных скобах грузных ворот, то на медных бляхах, вбитых в резное твердое дерево, то на острых шлемах Кыйшика и Дагала, на стальных наручьях Аяра, на золотой серьге дремлющего Дангасы.
Разговаривая негромко, стража поглядывает - то нетерпеливо на котел, то несмело в темноту сада: туда, под сень деревьев, не велено ходить никому, - там, скрытый тьмой и тишиной, отдыхает их повелитель. Каждому доводилось видывать его издали и вблизи - в толчее битвы либо в дыму пожаров, по его слову убивать или рушить, умирать или грабить, лицезреть его гнев на врагов и досаду его, если вопли покоренных народов ему мешали. Но видеть его в этом саду не смел никто из воинов: здесь он отдыхал от войн.
Дымок костра, ударяясь о закопченную стену, розоватым туманом расплывался между деревьями, и сад казался за дымом еще глуше, как глубина моря.
Разговаривали негромко, чтобы слышать малейший шорох из сада. Неподвижно, сторожко лежали псы, большие, свирепые, с круглыми ушами, обрезанными, чтобы слух их был чутче, с хвостами, обрубленными, чтобы шаг их был легче. Но и глаза псов тревожно косились на шелесты и лепеты листьев, мешавших слушать сад.
Кыйшик ворчливо припоминал богатства и диковины, пограбленные не им. Сокровища Индии, языческие древние храмы, где со стен свисали покрывала, расшитые жемчугами и рубинами, где высились идолы, выплавленные из красного золота, а самоцветные каменья и алмазы сияли на щеках, на лбу, на ладонях, на запястьях идолов. Стены, изукрашенные каменными изваяниями птиц, зверей и нагих бесстыдниц, окаменевших в танце в одних лишь браслетах на щиколотках. Живых людей некогда было разглядывать, - золото блистало на женщинах, на мужчинах, на детях…
Крутя ус, Дагал презрительно сплюнул:
Жалкий народ, - не искал жалости!
Но Аяр, глянув сквозь улыбку строгим карим глазом, не согласился:
Кто не ищет жалости, не жалок, а страшен; с тем берегись!
