_____________________
Жили старик со старухой. Было у них два сына. Старшего звали Тойво-неулыба. Хороший он был, работящий, только очень уж хмурый. Никогда не засмеётся, никогда не запоёт, одно знает - трубку курит, пыхтит. Рыбу на озере ловит - молчит, лыжи мастерит - молчит. Вот он какой был, Тойво-неулыба… А младшего звали Матти-весельчак. Хороший он был парень. Работает - песни поёт, разговаривает - весело смеётся. Умел он и на гусельках-кантеле играть. Как начнёт струны пощипывать, как заиграет плясовую - никто не устоит, сами собой ноги в пляс идут. Вот он какой был, Матти-весельчак…
Поехал раз Тойво-неулыба в лес по дрова. Отвёл сани в сторону, выбрал сосну хорошую и давай её рубить. Пошёл по лесу стук и треск. А возле той сосны медвежья берлога была. Проснулся хозяин-медведь.
- Это кто стучит, мне спать не даёт?
Вылез из берлоги, глядит: парень сосну рубит - щепки во все стороны летят! Шапка до бровей, брови бугром, сам молчит да трубкой пыхтит.
Ух, рассердился медведь!
- Ты зачем в моём лесу стучишь, спать не даёшь? Тьфу,тьфу - табаком лесной воздух портишь! Вон!
Да как хватит парня лапой. Только куртка затрещала.
Выронил Тойво топор, покатился по снегу, перекувырнулся да прямо в сани и свалился. Дёрнула лошадь, понеслись сани по сугробам, по пням, по полянам да и вывезли Тойво из лесу.
Вот оно как было!
Приехал Тойво-неулыба домой – ни дров, ни топора, куртка разорвана и сам еле жив.
Ну да что поделаешь?
А дрова-то нужны, печку топить нечем. Вот поехал в лес Матти-весельчак.
Взял в руки кантеле, сел в сани и поехал. Едет, играет и песню поёт.
Приезжает Матти-весельчак в лес и видит: стоит сосна, вся кора в ранах, а рядом на снегу топор лежит.
- Эге, да это здесь Тойво рубил.
Отвёл сани в сторонку, поднял топор, нацелился сосну рубить, да и раздумал.
- Дай-ка сначала на кантеле поиграю - веселей работа пойдёт.
Вот он какой был, Матти-весельчак!
Сел на пенёк да и заиграл. Пошёл по лесу звон.
Проснулся хозяин-медведь.
- Кто это звенит, мне уши щекочет?
Вылез из берлоги, видит: парень на кантеле играет, шапка на затылке, брови круглые, глаза весёлые, сам песню поёт.
Запросились ноги в пляс.
Заплясал медведь, заревел:
- Ух, ух, ух, ух!
Замолчало кантеле.
Перевёл медведь дух и говорит:
- Эй, парень, научи меня на кантеле играть. Вот бы у меня медвежата мои заплясали!
- Можно, - говорит Матти-весельчак, - отчего не научить.
Сунул медведю кантеле в лапы. А у медведя лапы толстые, бьёт по струнам, ох как худо играет!
- Нет, - говорит Матти, - плохо ты играешь! Надо тебе лапы тоньше сделать.
Повёл он медведя к толстой ели, расщепил её топором и в щель клин вставил.
- Ну-ка, хозяин, сунь лапы в щель да держи, пока я не скажу.
Сунул медведь лапы в щель, а Матти топором по клину как стукнет. Вылетел клин, а медведю лапы-то и прищемило. Заревел медведь, а Матти-весельчак смеётся:
- Терпи, терпи, пока лапы тоньше станут. Без муки нету науки.
- Не хочу играть, - ревёт медведь. - Ну тебя с кантеле твоим, отпусти ты меня домой!
- А будешь людей пугать? Будешь из лесу гнать? - Не буду, - ревёт медведь. - Отпусти!
Загнал Матти опять клин в щель, вытащил медведь лапы и скорей домой.
А Матти-весельчак нарубил полные сани сосновых дров, взял в руки кантеле и поехал из лесу. Едет и песню поёт. Вот он какой, Матти-весельчак!
Стали с тех пор люди без опаски в лес за дровами ездить.
Пришвин Михаил
Михаил Пришвин
Многие думают, будто пойти только в лес, где много медведей, и так они вот и набросятся, и съедят тебя, и останутся от козлика ножки да рожки. Такая это неправда!
Медведи, как и всякий зверь, ходят по лесу с великой осторожностью а, зачуяв человека, так удирают от него, что не только всего зверя, а не увидишь даже и мелькнувшего хвостика.
Однажды на севере мне указали место, где много медведей. Это место было в верховьях реки Коды, впадающей в Пинегу, Убивать медведя мне вовсе не хотелось, и охотиться за ним было не время: охотятся зимой, я же пришёл на Коду ранней весной, когда медведи уже вышли из берлог.
Мне очень хотелось застать медведя за едой, где-нибудь на полянке, или на рыбной ловле на берегу реки, или на отдыхе. Имея на всякий случай оружие, я старался ходить по лесу так же осторожно, как звери, затаивался возле тёплых следов; не раз мне казалось, будто мне даже и пахло медведем... Но самого медведя, сколько я ни ходил, встретить мне и тот раз так и не удалось.
Случилось, наконец, терпение моё кончилось, и время пришло мне уезжать. Я направился к тому месту, где была у меня спрятана лодка и продовольствие. Вдруг вижу: большая еловая лапка передо мной дрогнула и закачалась сама. "Зверушка какая-нибудь", - подумал я.
Забрав свои мешки, сел я в лодку и поплыл. А как раз против места, где я сел в лодку, на том берегу, очень крутом и высоком, в маленькой избушке жил один промысловый охотник. Через какой-нибудь час или два этот охотник поехал на своей лодке вниз по Коде, нагнал меня и застал в той избушке на полпути, где все останавливаются.
Он-то вот и рассказал мне, что со своего берега видел медведя, как он вымахнул из тайги как раз против того места, откуда я вышел к своей лодке. Тут-то вот я и вспомнил, как при полном безветрии закачались впереди меня еловые лапки.
Досадно мне стало на себя, что я подшумел медведя. Но охотник мне ещё рассказал, что медведь не только ускользнул от моего глаза, но ещё и надо мной посмеялся... Он, оказывается, очень недалеко от меня отбежал, спрятался за выворотень и оттуда, стоя на задних лапах, наблюдал меня: и как я вышел из леса, и как садился в лодку и поплыл. А после, когда я для него закрылся, влез на дерево и долго следил за мной, как я спускаюсь по Коде.
Так долго, - сказал охотник, - что мне надоело смотреть и я ушёл чай пить в избушку.
Досадно мне было, что медведь надо мной посмеялся. Но ещё досадней бывает, когда болтуны разные пугают детей лесными зверями и так представляют их, что покажись будто бы только в лес без оружия - и они оставят от тебя только рожки да ножки.
Многие думают, будто пойти только в лес, где много медведей, и так они вот и набросятся, и съедят тебя, и останутся от козлика ножки да рожки.
Такая это неправда!
Медведи, как и всякий зверь, ходят по лесу с великой осторожностью, и, зачуяв человека, так удирают от него, что не только всего зверя, а не увидишь даже и мелькнувшего хвостика.
Однажды на севере мне указали место, где много медведей. Это место было в верховьях реки Коды, впадающей в Пинегу. Убивать медведя мне вовсе не хотелось, и охотиться за ним было не время: охотятся зимой, я же пришёл на Коду ранней весной, когда медведи уже вышли из берлог.
Мне очень хотелось застать медведя за едой, где-нибудь на полянке, или на рыбной ловле на берегу реки, или на отдыхе. Имея на всякий случай оружие, я старался ходить по лесу так же осторожно, как звери, затаивался возле тёплых следов; не раз мне казалось, будто мне даже и пахло медведем... Но самого медведя, сколько я ни ходил, встретить мне в этот раз так и не удалось.
Случилось наконец, терпение моё кончилось, и время пришло мне уезжать.
Я направился к тому месту, где была у меня спрятана лодка и продовольствие.
Вдруг вижу: большая еловая лапка передо мной дрогнула и закачалась.
«Зверушка какая-нибудь», — подумал я.
Забрав свои мешки, сел я в лодку и поплыл.
А как раз против места, где я сел в лодку, на том берегу, очень крутом и высоком, в маленькой избушке жил один промысловый охотник.
Через какой-нибудь час или два этот охотник поехал на своей лодке вниз по Коде, нагнал меня и застал в той избушке на полпути, где все останавливаются.
Он-то вот и рассказал мне, что со своего берега видел медведя, как он вымахнул из тайги как раз против того места, откуда я вышел к своей лодке.
Тут-то вот я и вспомнил, как при полном безветрии закачались впереди меня еловые лапки.
Досадно мне стало на себя, что я подшумел медведя. Но охотник мне ещё рассказал, что медведь не только ускользнул от моего глаза, но ещё и надо мной посмеялся... Он, оказывается, очень недалеко от меня отбежал, спрятался за выворотень и оттуда, стоя на задних лапах, наблюдал меня: и как я вышел из леса, и как садился в лодку и поплыл. А после, когда я для него закрылся, влез на дерево и долго следил за мной, как я спускаюсь по Коде.
— Так долго, — сказал охотник, — что мне надоело смотреть и я ушёл чай пить в избушку.
Досадно мне было, что медведь надо мной посмеялся.
Но ещё досадней бывает, когда болтуны разные пугают детей лесными зверями и так представляют их, что покажись будто бы только в лес без оружия — и они оставят от тебя только рожки да ножки.
Многие думают, будто пойти только в лес, где много медведей, и так они вот и набросятся, и съедят тебя, и останутся от козлика ножки да рожки. Такая это неправда!
Медведи, как и всякий зверь, ходят по лесу с великой осторожностью и, зачуяв человека, так удирают от него, что не только всего зверя, а не увидишь даже и мелькнувшего хвостика.
Однажды на Севере мне указали место, где много медведей. Это место было в верховьях реки Коды, впадающей в Пинегу. Убивать медведя мне вовсе не хотелось, и охотиться за ним было не время: охотятся зимой, я же пришел на Коду ранней весной, когда медведи уже вышли из берлог.
Мне очень хотелось застать медведя за едой, где-нибудь на полянке, или на рыбной ловле на берегу реки, или на отдыхе. Имея на всякий случай оружие, я старался ходить по лесу так же осторожно, как звери, затаивался возле теплых следов; не раз мне казалось, будто мне даже и пахло медведем… Но самого медведя, сколько я ни ходил, встретить мне в тот раз так и не удалось.
Случилось наконец, терпение мое кончилось, и время пришло мне уезжать. Я направился к тому месту, где была у меня спрятана лодка и продовольствие. Вдруг вижу: большая еловая лапка передо мной дрогнула и закачалась сама.
«Зверушка какая-нибудь», - подумал я.
Забрав свои мешки, сел я в лодку и поплыл.
А как раз против места, где я сел в лодку, на том берегу, очень крутом и высоком, в маленькой избушке жил один промысловый охотник. Через какой-нибудь час или два этот охотник поехал на своей лодке вниз по Коде, нагнал меня и застал в той избушке на полпути, где все останавливаются.Медведь
Он-то вот и рассказал мне, что со своего берега видел медведя, как он вымахнул из тайги как раз против того места, откуда я вышел к своей лодке. Тут-то вот я и вспомнил, как при полном безветрии закачались впереди меня еловые лапки.
Досадно мне стало на себя, что я подшумел медведя. Но охотник мне еще рассказал, что медведь не только ускользнул от моего глаза, но еще и надо мной посмеялся… Он, оказывается, очень недалеко от меня отбежал, спрятался за выворотень и оттуда, стоя на задних лапах, наблюдал меня: и как я вышел из леса, и как садился в лодку и поплыл. А после, когда я для него закрылся, взлез на дерево и долго следил за мной, как я спускаюсь по Коде.
- Так долго, - сказал охотник, - что мне надоело смотреть и я ушел чай пить в избушку.
Досадно мне было, что медведь надо мной посмеялся. Но еще досадней бывает, когда болтуны разные пугают детей лесными зверями и так представляют их, что покажись будто бы только в лес без оружия - и они оставят от тебя только рожки да ножки.
Многие думают, будто пойти только в лес, где много медведей, и так они вот и набросятся, и съедят тебя, и останутся от козлика ножки да рожки. Такая это неправда!
Медведи, как и всякий зверь, ходят по лесу с великой осторожностью а, зачуяв человека, так удирают от него, что не только всего зверя, а не увидишь даже и мелькнувшего хвостика.
Однажды на севере мне указали место, где много медведей. Это место было в верховьях реки Коды, впадающей в Пинегу, Убивать медведя мне вовсе не хотелось, и охотиться за ним было не время: охотятся зимой, я же пришёл на Коду ранней весной, когда медведи уже вышли из берлог.
Мне очень хотелось застать медведя за едой, где-нибудь на полянке, или на рыбной ловле на берегу реки, или на отдыхе. Имея на всякий случай оружие, я старался ходить по лесу так же осторожно, как звери, затаивался возле тёплых следов; не раз мне казалось, будто мне даже и пахло медведем... Но самого медведя, сколько я ни ходил, встретить мне и тот раз так и не удалось.
Случилось, наконец, терпение моё кончилось, и время пришло мне уезжать. Я направился к тому месту, где была у меня спрятана лодка и продовольствие. Вдруг вижу: большая еловая лапка передо мной дрогнула и закачалась сама. “Зверушка какая-нибудь”, - подумал я.
Забрав свои мешки, сел я в лодку и поплыл. А как раз против места, где я сел в лодку, на том берегу, очень крутом и высоком, в маленькой избушке жил один промысловый охотник. Через какой-нибудь час или два этот охотник поехал на своей лодке вниз по Коде, нагнал меня и застал в той избушке на полпути, где все останавливаются.
Он-то вот и рассказал мне, что со своего берега видел медведя, как он вымахнул из тайги как раз против того места, откуда я вышел к своей лодке. Тут-то вот я и вспомнил, как при полном безветрии закачались впереди меня еловые лапки.
Досадно мне стало на себя, что я подшумел медведя. Но охотник мне ещё рассказал, что медведь не только ускользнул от моего глаза, но ещё и надо мной посмеялся... Он, оказывается, очень недалеко от меня отбежал, спрятался за выворотень и оттуда, стоя на задних лапах, наблюдал меня: и как я вышел из леса, и как садился в лодку и поплыл. А после, когда я для него закрылся, влез на дерево и долго следил за мной, как я спускаюсь по Коде.
Так долго, - сказал охотник, - что мне надоело смотреть и я ушёл чай пить в избушку.
Досадно мне было, что медведь надо мной посмеялся. Но ещё досадней бывает, когда болтуны разные пугают детей лесными зверями и так представляют их, что покажись будто бы только в лес без оружия - и они оставят от тебя только рожки да ножки.
